Ника Созонова - Грань
К новости о том, что я хочу с ней разойтись, жена отнеслась так же индифферентно, как и к нашей свадьбе. Когда я спросил (втайне замирая от страха), не будет ли она против моих свиданий с Варькой, Алиса даже слегка удивилась: 'Конечно, о чем разговор? Если хочешь, могу на каждый выходной привозить ее к тебе'.
Вся фишка в том, что Алису я люблю до сих пор. И вряд ли разлюблю когда-нибудь. В моей жизни было немало женщин и, надеюсь, будет еще немало. Но все они — как ассистентка Любочка — существуют в иной плоскости, никак не пересекающейся с тем, что связано с моей единственной спутницей жизни. Да, все у меня в одном экземпляре: жена, друг. Варька.
Вот оно, самое главное — у меня есть Варька. Варенька. Варежка… Грешно так сильно любить своего ребенка — не дурак, понимаю. Плоть от плоти своей, кровь от крови. Но ее просто невозможно любить меньше. Варька — словно ангел, спустившийся сквозь пылевую завесу и волей случая или судьбы затерявшийся среди людей. Я не устаю благодарить высшие силы — если они есть, конечно, — что ее душа именно нас с Алисой выбрала своими родителями (если есть хоть кроха истины в том, что талдычили мне в духовной школе). При этом она так же похожа на Алису, как солнечный луч на призрачные лунные блики. И так же напоминает меня, как мягкий переливчатый шелк — грубое солдатское сукно. Она заново учит меня смотреть на мир. И сквозь призму ее света самые простые вещи кажутся подчас волшебными или великими…
— Ну что, палач, многих сегодня в расход пустил?..
Дребезжащий голос выдернул меня из задумчивости. И как назло — на самом светлом и теплом, что есть во мне — на мыслях о Варежке.
Тетка, от которой я сел на максимально далекое расстояние, придвинулась вплотную, вглядываясь в мое лицо с жадным и брезгливым интересом. Так смотрят на раздавленного экзотического таракана или вошь необычно больших размеров. От нее разило кислой капустой и потом.
— Самому тебе, небось, в мозги не залезают!
Несмотря на твердое намерение не вступать в диалог (опыт подобных обвинений, исходящих от незнакомых людей, у меня предостаточный, и знаю, что объяснения никак не повлияют ни на тон, ни на содержание беседы), я почему-то не удержался:
— Проверки, если вам так интересно, мы проходим регулярно. В отличие от обычных людей.
— О! — Дама задергалась. — Конечно же, вы не обычные, вы уникальные, а мы — толпа, быдло, так сказать. И потому у вас есть право копаться в наших душах и выносить вердикты, миловать и казнить, беря на себя прерогативы Всевышнего!
— Послушайте, я не очень понимаю, что вам от меня надо. Если вас или близкого вам человека обидел какой-то мад: поставил неверный диагноз, наказал без вины, то вы обращаетесь не по адресу. Я работаю в сфере судебной психиатрии, имею дело с опасными преступниками. Сомневаюсь, что те, за кого вы так переживаете, являются серийными убийцами или садистами.
Тетка закивала.
— Знаю, знаю, где ты работаешь! Это по физиономии твоей ясно видно.
— Ну, разумеется! — я хохотнул. — Побывав в мозгу маньяка, неизбежно становишься подобным ему — ублюдком, способным на любое зверство.
Посчитав, что беседа закончена, попытался вернуться к своим мыслям. Но женщина неожиданно схватила меня за рукав. Странно: на лице ее было не отвращение, но жалость. И тон стал иным:
— Бедный, бедный мальчик! Тебе недолго осталось — я вижу, я чувствую. У меня на такие вещи нюх, знаешь ли. Твоя стенка уже на пределе. Ещё чуть-чуть, и всё. Чпок!
Она сделала жест рукой — словно обрушив что-то.
Кажется, я понял, за что она так ненавидит мадов. Она же типичнейший 'УБ'! Я мог поставить этот диагноз сходу, даже не заглядывая в ее пожилые мозги. Странно, что тетенька свободно разгуливает по городу. С душевнобольными в нашем мире строго, даже с 'условно безопасными': если не псих-лечебница, то строгое обязательство родственников не выпускать за пределы квартиры.
Я высвободил рукав и пересел на другое место. Женщина проводила меня тяжелым горячечным взглядом.
А ведь когда-то таких, как она, было множество. Среди последствий Катастрофы самыми тяжелыми оказались психологические: от шока, испытанного при колоссальном взрыве, от обрушения всех опор и основ десятки миллионов людей повредились рассудком. Психозы, фобии и паранойи стали привычным явлением. Неврозы и депрессии вошли в норму, закрепилось фоном. Душевнобольные представляли опасность не только для себя самих и ближайшего окружения. Развелось немало пироманов, демонстративных камикадзе, уводивших с собой в мир иной случайных прохожих или соседей по дому, шизофреников с 'милосердной' манией уничтожить всех до единого, дабы люди не мучались от холода, голода и вечной тьмы. Не было страны, где проблема душевного здоровья нации была бы менее остра, чем восстановление разрушенного.
На восьмом году после Катастрофы в этой сфере был произведен кардинальный прорыв. Венгерские ученые изобрели аппарат, позволявший переносить сознание одного человека ('ведущего') во внутренний мир другого ('ведомого'). Таким образом, психологи получили возможность узнавать, насколько опасен или безопасен данный субъект, насколько необратимы изменения в его психике. До этого открытия всех, кто был — или казался — душевнобольным, пожизненно изолировали. Развилась своего рода охота на ведьм: любой, кто хоть как-то отличался от общей массы, мог попасть под подозрение. Отряды 'психологического контроля' разожгли настоящий геноцид, грозивший истребить остатки населения и превратить землю в пустыню с жалкой горсткой 'самых нормальных' — с лицами закоренелых палачей и руками по локоть в крови.
Поистине, 'Мадонну' не зря окрестили именно так…
Подумав, душевнобольная последовала за мной, плюхнулась рядом и открыла рот, готовясь продолжать словоизвержение. К счастью, поезд распахнул двери на остановке.
Я вылетел из вагона. Лучше переждать и сесть в следующий, чем выслушивать безумные бредни еще в течение двадцати минут. Настроение было бесповоротно испорчено.
А интересно, о какой стенке она говорила?..
3.
Дома я с разбегу бросился на диван. Взглянул на календарь напротив: ба, да сегодня же суббота! Совсем вылетело из головы. Обычно жду этого дня с нетерпением, а нынче даже не вспомнил. Я мгновенно развеселился — внутренне высоко подпрыгнув. Через час приедет Алиса и привезет Варьку!..
Повалявшись всего несколько минут, сорвался в магазин — за вкусненьким к чаю и обязательным подарком.
Алиса не опоздала — она никогда не опаздывала.
Выглядела моя бывшая подруга жизни великолепно. Так же недоступна, что и пятнадцать лет назад, когда я засматривался на нее в классе. Так же равнодушна, как в те годы, что мы были вместе и я пытался хоть чуть-чуть ее оживить. Жемчужно-серое шелковое платье оттеняли бусы из полосатого оникса — видно, решила побыть женщиной, порадовать мой холостяцкий глаз. (Как бы не так: мой! — тут же возразил сам себе. Явно, на свидание намылилась.)
