Валерий Иващенко - Чёрная вьюга
Ещё приметили они, что приезжий сорвал было с плеча свою машинку – но сообразил, что пулять не стоит, в трамвае-то людей полно – а Йоська-христопродавец уже почти шмыгнул в дверцу. Лишь забросил на бегу ремешок за голову, а сам как сиганул следом!
Трамвай словно взорвался криками и басовитым рыком спущенного с цепи демона. В стёкла изнутри брызнуло тёмно-красным, почти чёрным, он покачнулся на рессорах, и только сейчас в двери влетел тот здоровый парень. На диво спокойная как смерть Одарка шепнула потом, что руку Йоське с зажатой в ней чёрной звездой пришлый вывернул назад и почти оторвал. А потом локтем за голову – и как крутанёт! Но Йоське всё нипочём, только орал, гадил паскудно и дёргался. Тогда парень снова хрусь! хрусь! – пока убивце бошку-то и вовсе назад не поворотил, аж у того гляделки по лицу разбежались.
– Что же ты наделал, брат?.. – парень сидел на подножке и самым натуральным образом плакал, а на коленях его лежал нелепо изломанный Йоська с вывороченной вбок головой и вывалившимся синюшным языком. – Зачем позволил демонам овладеть собой?
И самое что странное, руки его суетливо то гладили спутанные волосы убийцы, то словно сами собою пытались приладить на место свёрнутую башку.
На астматически похрипывающем милицейском драндулете из переулка вывернул Петрович. Ну точно, родная милиция – как и в старые времена, приезжает последней… вызнав в чём дело, мент посмурнел рожей, но принялся вытаскивать из трамвая тела.
– Четверо-то, четверо, ох господи… – старушки сначала крестились да охали, а потом кое-как принялись подсоблять.
И даже столь привычны оказались всякого повидавшие на своём веку наши женщины, что смахнули с уцелевших стёкол кровь и с сурово поджатыми губами вымыли пол натасканной вездесущей пацанвой водой.
– Как же оно так вышло? – осторожно поинтересовалась Захаровна у парняги, который всё раскачивался с мертвецом на коленях и размазывал слёзы по чумазым щекам. – Ведь иудыч именно тех ухайдакал, кто по старым билетикам зачем-то ехать пытались…
И всё тыкала дрожащим пальцем в и действительно погасшие клочки бумаги.
Кстати подоспевший старшой приезжих хоть и побледнел личиком при виде свежих упокойников и их зачем-то положенных рядом оторванных рук-ног-голов, но всё ж выдавил – у Лёхи вроде есть какой-то дар, потому-то возле него они сами убереглись и даже проделали длинный путь чуть не с края земли. Немногочисленные зеваки нехотя покивали. Да, всяко оно бывает… и поинтересовались зачем-то – а как оно в тамошних краях?
– Одни мы, похоже, и уцелели. Зато у нас куда светлее, день и ночь почти как раньше. Если б ещё золотым и оранжевым не отсвечивало, – поморщившись, ответствовал мужик в тельняшке.
Из автобуса на шум выглянула заспанная молодуха, и лица женщин отчуждённо закаменели. Сразу видно, гулёна – вон какая вся из себя свежая, румяная, а кожа-то, кожа просто светится! Куда там до неё кошке весной…
– Шо там, Михеич? – её непривычное «шо» сразу резануло по ушам.
Но вместо этого отозвался парень, который уже успел усосать из горла чуть не половину бутылки драгоценной оковитой, за которую бабки в иное время попросили бы аж два талончика, и считали притом, что отдали задурно.
– У него тоже огонёк в душе был. Да вот только, крыша поехала, – он на руках отнёс укоризненно словно глядящего вбок Йоську и положил рядом с остальными. – Не вините его, люди – ему пришлось куда тяжелее, чем вам. Он больше чувствовал и меньше понимал…
Давно уехал трамвай, с ним убрались и суетливо обсуждающие происшествие бабки. Снова выползла из сумерек тишина, и сейчас лишь чуть более обычного сгустившийся туман свидетельствовал, что раньше это назвали бы ночью. А немногочисленные оставшиеся сейчас более казались восставшими из тьмы бесплотными призраками.
– А что с этими делать? – грустно поинтересовался приезжий в тельняшке, упрямо отводя взгляд от тел, словно он был тут чем-то виноват.
– Та ничо, – отмахнулся Петрович, по широкой дуге обойдя так и валявшееся на мостовой оружие убийства, которое пускало чёрные искры, подрагивало и откровенно жило своей собственной, непонятной другим жизнью. – К утру исчезнут без следа. В протоколе распишитесь… знаю, по нынешним временам проформа – но хучь какой-то порядок соблюдать надо?
Приезжие посмотрели на него как на марсианина, но спорить не стали. Названный Лёхой парень и отзывавшийся на Михеича пожилой моряк черкнули свои завитушки в бумагах, и вскоре откозырявший напоследок Петрович убыл. Незаметно рассосались и несколько зевак. Последним исчез конопатый Сёмка из развалин котельной – заметив, что стибрить ничего или выклянчить не удастся, пацанёнок точно так же сноровисто-бесшумно испарился.
И только сейчас мрачный Лёха поднял дубину, зачем-то повертел в руках, рассматривая, и хмуро оглянулся на моряка.
– Ну и, скажи вот мне, Михеич – за каким хреном мы сюда столько ехали?..
В сгустившемся тумане за развалинами на той стороне что-то грузно завозилось, завздыхало, и только сейчас мрачно глядевший бригадир встрепенулся. Так и осталось неизвестным, что он собирался ответить, потому как Лёха сделал этакое озабоченное лицо и проворно сдёрнул с шеи автомат. Да Михеич уже и сам слышал из темноты этакое симптоматическое басовитое порыкивание, легонько отдающееся в колени дрожью из земли. Тот самый звук, который заставлял разбегаться и прятаться одних, и вызывал непреодолимое, подспудное желание схватить связку гранат и поползти навстречу у других.
– Что? – вышедшая было размять ноги Люська проворно умчалась обратно в автобус.
– БМД-3, – машинально ответил Лёха, на всякий случай заняв позицию за косо вздыбившимся обломком стены.
Михеич, всё это время так и сидевший на забытой кем-то из бабулек табуреточке и смаливший цигарку, так и не сдвинулся с места, лишь мрачно поинтересовался:
– Та ты по-русски говори – танк оно, чи шо?
– Дык, я по-русски и говорю, боевая машина десанта, модель третья, – огрызнулся Лёха, сосредоточенно пытаясь припомнить, что там прапор ещё во время срочной втолковывал про того зверя? И уже потом, отвечая на невысказанный и по той причине упрямо повисший в воздухе вопрос, всё же сжалился: – Опасная, опасная. Когда россияне показали её на танковом салоне в Малайзии, янкесовских танкистов и вертолётчиков просто тоска взяла. Сообразили, паскуды, что теперь они просто смертники…
Выкатившимся из автобуса братьям с их прихваченным по дороге бесхозным пулемётом Лёха указал позицию на той стороне улицы, как раз в зияющей темнотой витрине бывшего магазина носков и чулков. Затем присмотрелся к одиноко сидящему у костра из нескольких щепок Михеичу и ободряюще кивнул – к встрече гостей всё готово!
