Кристофер Сташеф - Маг-целитель
А может, и не показалось... В самой середине вспышки дрожала и мерцала фигура, похожая на человеческую.
Я чуть не задохнулся от удивления. Передо мной стоял молодой человек. Он как бы впитал в себя яркий свет и теперь еле заметно светился, оставаясь при этом полупрозрачным.
Одет он был в сверкающий, переливающийся балахон. Что-то трепетало у него за плечами — уж не крылья ли? Лицо юноши было необычайно суровое.
Нет. Не может быть. Ангел?
— Именно так, — ответило существо, хотя я ни о чем его не спрашивал. — Я — тот, кто все ведал о тебе с того дня, как ты родился на свет Божий, Савл.
Так. Мало-помалу я приходил в себя.
— Если ты меня так давно знаешь, — пробормотал я, — как же вышло, что я тебя никогда раньше не видел?
— В том мире мрака, где ты родился, увидеть ангелов почти что невозможно. Лишь души избранников Божьих светоносны, и дано узреть свет только тем, кто безгрешен, а их немного. Здесь же горние области открыты и зримы для тех, кто хочет узреть.
— Ты хочешь сказать, что сейчас я нахожусь совсем в другом мире, не в том, где жил всю жизнь?
Самое интересное — заявление незнакомца не прозвучало для меня столь уж неожиданно.
— Истинно так, — подтвердил ангел. Лицо его по-прежнему оставалось суровым.
Тут до меня дошел смысл второй фразы.
— Вот только, — проговорил я, — мир духа меня как-то не особенно интересует.
— О, сколь мало ты знаешь самого себя, Савл! И почему ты так упорствуешь в своем желании утаить свою истинную суть! Ведь ты всегда соприкасался с творениями духа, ты так горячечно искал истину, что этот поиск увел тебя от пути Церкви.
С секунду я пытался сообразить, к чему он клонит. Потом сказал:
— А разве вы не считаете, что только в Церкви можно найти истину?
— Истина содержится в религиях, которым служат церкви, следовательно, и в самих церквах. Однако церкви создаются людьми, а эти люди грешны, как и все смертные. О, как же ты нетерпим, как несправедлив! Свои грехи ты себе прощаешь, а людей винишь в их грехах!
Я возмущенно вскинул голову.
— Я никого ни в чем не виню!
— А разве ты не отвернулся от людей, объявив их лицемерами? А ведь ты наверняка понимал, что их вера не что иное, как стремление к совершенству.
Я кивнул, плохо понимая, о чем речь.
— Следовательно, если они стремятся к совершенству, они его пока не достигли.
— Погоди, постой минуточку!
Я протянул к ангелу руку, заметив, что он собирается уходить.
— Теперь ты знаешь, — сказал ангел, кивнув. — Поскольку они несовершенны, их нельзя судить за отсутствие совершенства.
— Но я никого не судил!
— А разве ты только что не осуждал самого Создателя? Разве не Его ты винил в том, что он создал тебя обреченным на одиночество?
— О... — протянул я. — Вот почему ты ко мне явился.
— Да, — подтвердил ангел. — В этом мире... — о нет, в этом Универсуме, молитва не остается без ответа, вернее, здесь этот ответ проще услышать, чем в том, где ты жил прежде. А стихи — это молитвы. Либо молитвы, либо жалобы Врагу.
Тут я очень обрадовался, что не спел «Sympathy to the Devil»* [6].
А потом до меня дошел смысл других его высказываний. Я нахмурился.
— Что ты имеешь в виду, говоря «в этом Универсуме»?
— Неужели ты до сих пор этого не понял, а еще кичишься своим умом! — язвительно заметил ангел. — Ты уже не в той вселенной, где на свет родился. Ты перенесен в другую, где правит магия, а всяческая физика есть предрассудок.
Я, не мигая, смотрел на него.
— Однако Господь Всего Сущего и здесь — Единый Бог, как и у тебя дома, — непоколебимо заявил ангел. — И Он един для всех вселенных, ибо Он — тот, кто сотворил их, кто хранит их силою Своей Божественной Воли. Это — всемогущий и всесильный Господь, которого ты осмелился винить в своих же собственных ошибках!
— Но я вовсе не имел в виду иудео-христианского Создателя, — возразил я. — Я прочитал на память строки из финского национального эпоса! И если тебе угодно найти того «создателя», о котором я говорил, так поищи его в пантеоне финских божков! И потом, я даже не утверждал ничего — я всего лишь вопрос задал!
Ангел ответил на все мои возражения небрежным взмахом руки.
— Все это не имеет значения. Ты попал во вселенную, где единственным истинным Создателем является Иегова, и служить тут можно либо Богу, либо дьяволу.
— Ты хочешь сказать, что Господь не создал меня одиноким?
— О нет. Не создал. И не создал для скитаний. И если ты лишен друзей и дома, то сие есть следствие твоих деяний и желаний. И ежели ты имеешь желание, чтобы все стало иначе, то все возможно переменить.
Я нахмурил брови.
— Я могу отправиться обратно в свой мир?
— О да, хотя тебе придется изыскивать для этого средства, трудиться в поте лица своего, дабы делом заслужить или разумом познать дорогу. Однако я говорил более о том, как взыскуешь ты дружбы и пристанища.
— Да я всю жизнь искал друзей!
— А они были с тобою рядом, — сказал ангел. — Тебе только и нужно было жить сообразно с тем, как жили они, выучиться их привычкам и им следовать.
— Минутку, минутку! Ты что, хочешь сказать, что для того, чтобы стать членом группы, я должен вести себя в точности так же, как остальные члены этой группы?
— Ты принужден повиноваться их правилам, — сказал ангел. — О, немало было тех, от кого ты отвернулся, и сие радовало меня, но ведь были и иные — добрые люди, а тебе не по нраву пришлись их привычки.
Я вспомнил мальчишек в школе — мальчишек, которые считали, что, кроме драк и спорта, ничего на свете не существует.
— Чертовски верно! — воскликнул я, но, увидев, как исказилось лицо ангела от праведного гнева, поправился: — Ой, прошу прощения. Я хотел сказать — «здоровски». Здоровски верно.
Гримаса гнева покинула лик ангела.
Я же собрал воедино остатки соображения и возгласил:
— Но они были такие глупые! И их принципы тоже! Ничего себе — они думали, что от того, с какой силой врежешь по мячу, что-то зависит!
— И зависело, — невозмутимо подтвердил ангел. — Для них.
— Но не для меня! Для меня важнее всего было чтение книг! И знания!
— Следовательно, книги значили для тебя более, нежели дружба. Ты сделал свой выбор.
— О да! Если бы я мог иметь и друзей, и книги! Если бы со мной подружились другие ребята, любившие читать! Учиться! Тогда я бы стал членом группы! Может быть, тогда мы смогли бы в бейсбол научиться играть — все вместе!
— О, разве не жаждал ты быть отличным от других?
— Нет! — взорвался я и сам поразился тому, что сказал это. У меня столько на душе накипело, что остановиться я уже не мог. — Мне хотелось быть нормальным! Иметь друзей! Быть социальным животным! И я пытался! Я выучивал их повадки, по крайней мере некоторые повадки — но уже было слишком поздно. Я не мог обзавестись инстинктом! И они понимали, что я притворяюсь!
