Фрэнк Перетти - Тьма века сего
– Они упрямо пытаются навязать другим свое мнение. Ты вовсе не такой, как они тебя расписывают!
– Хм… Расписывают? Ну, ладно, ты готова?
– К чему готова?
Ханк набрал полную грудь воздуха, с шумом выпустил его, посмотрел на жену и медленно произнес:
– У нас были ночные гости. Они… написали пакость на стене.
– Что? На нашем доме?!
– Ну, скажем, на доме, в котором мы живем. Мэри вскочила. «Где?» Она выбежала за дверь, и ее мягкие туфли зашлепали по бетонным плитам.
– О, Боже!
Ханк вышел следом за ней, и они оба молча рассматривали надпись. Она по-прежнему красовалась на стене.
– Ну, теперь и меня довели! – произнесла Мэри и заплакала. – Что мы им такого сделали?
– Я думаю, это как раз то, о чем мы сейчас говорили, – заметил Ханк.
Мэри не обратила внимания на его слова, она объяснила это по-другому:
– Это все фестиваль. Такие мероприятия всегда пробуждают в людях низменные инстинкты.
У Ханка было свое мнение, но он промолчал. «Должно быть кто-то из нашей церкви», – решил он про себя. За короткое время ему пришлось выслушать массу «лестных» эпитетов в свой адрес: ханжа, фанатик, любитель ставить подножки, мямля. Его обвиняли даже в гомосексуализме и избиении жены. Это ругательство мог написать один из разъяренных членов церкви, один из друзей Лу Стэнли, может быть, и сам Лу. Этого он, наверное, никогда не узнает, но это неважно – Бог знает.
Глава 3
По скоростному шоссе 27 мчался огромный черный лимузин. На плюшевых подушках заднего сиденья развалился разжиревший мужчина средних лет. Он обсуждал дела с си девшей ^рядом с ним секретаршей, длинноногой изящной женщиной с длинными угольно-черными волосами и бледным, голубоватым лицом. Толстяк говорил внятно и отрывисто, диктуя ей план какой-то крупной сделки. Вдруг он замолк, что-то вспомнив.
– Между прочим, – произнес он, и секретарша оторвала взгляд от своего блокнота. – Профессор утверждает, что не так давно послала мне пакет. Но я что-то не помню, чтобы его получал.
– Что за пакет?
– Небольшая книжка, лично для меня. Возьми на заметку и поищи, когда приедем на ранчо.
Секретарша достала из портфеля блокнот и, похоже было, сделала пометку. На самом деле страница блокнота осталась чистой.
* * *За сегодняшний день это было второе посещение Маршаллом здания суда. Первый раз он приезжал вызволять Бернис из камеры. Теперь же он должен был встретиться именно с тем человеком, которого Бернис хотела прижать к стене: с шефом полиции Альфом Бруммелем. Отправив номер в печать, Маршалл собирался позвонить ему, но Сара, секретарша Бруммеля, опередила его, сообщив, что встреча назначена на 14.00. «Прекрасно, – подумал Хоган, – Бруммель просит перемирия, не дожидаясь, пока войска пойдут в атаку».
Он поставил «бьюик» на стоянку, зарезервированную для него перед новым комплексом городского суда, и некоторое время оставался в машине, разглядывая улицу и ужасаясь последствиям праздничного смерча, пронесшегося по городу накануне. Майн-стрит пыталась выглядеть все той же прежней спокойной, респектабельной улицей, но наметанный глаз журналиста сразу же подметил усталость и апатию направляющихся по своим обычным делам горожан. Они то и дело останавливались, озирались вокруг, укоризненно качали головами. В течение многих поколений Аштон гордился уютом и добропорядочностью и старался быть хорошим местом для подрастающего поколения. Но сейчас ощущался внутренний переворот: беспокойство и страх, как раковая опухоль, втихомолку разъедали здоровую атмосферу города. Разбитые витрины были наспех заклеены прозрачным пластиком, многие счетчики-автоматы на автостоянках сломаны, повсюду валялись мусор и осколки разбитого стекла. И несмотря на то, что хозяева магазинов и владельцы контор постарались замести следы бесчинств, вид разрушений наводил на мысль о том, что город в беде. Хулиганства и бесчинства становились обычным делом, особенно среди молодежи. Соседи перестали доверять друг другу. Никогда еще Аштон не был так наполнен скандальными слухами и злыми сплетнями. Из-за страха и подозрительности жизнь в городе утратила спокойствие и простоту, и никто не мог сказать, почему и каким образом это произошло.
Маршалл направился к административному комплексу. Он состоял из двух невысоких зданий, между которыми находилась автостоянка, красиво обрамленная ивами и кустарниками. В первом краснокирпичном корпусе располагался суд, приютивший сбоку городскую полицию, где в подвале находились камеры предварительного заключения. Одна из трех полицейских машин стояла у входа. По другую сторону стоянки, в здании с застекленным фасадом помещался городской совет, кабинеты мэра и городского начальства. Маршалл направился к зданию суда.
Он прошел через простую безликую дверь с надписью «Полиция» и оказался в маленькой пустой приемной. Из-за дверей до него доносились приглушенные голоса, но Сары, секретарши Бруммеля, похоже, не было на месте.
Неожиданно за невысокой перегородкой приемной закачался огромных размеров канцелярский шкаф, и оттуда послышались пыхтенье и стоны. Маршалл перегнулся через перегородку, и перед ним предстала невероятная картина: Сара стояла на коленях и мужественно, не жалея чулок и одежды, сражалась с заклинившим ящиком. Результат неравной борьбы между тяжелым ящиком и тонкими ногами Сары был 3:0 в пользу ящика. Но Сара не умела проигрывать с достоинством, как, впрочем, и ее чулки. Она выругалась, прежде чем заметила присутствие Хогана, после чего было поздно принимать обычную официально-приветливую мину.
– О! Привет, Маршалл…
– В следующий раз воспользуйся солдатскими бутсами, ими легче пинать ящики.
По крайней мере, они были хорошо знакомы, и это успокаивало Сару. Маршалл появлялся в полиции довольно часто и был на короткой ноге с большей частью персонала.
– Вот, пожалуйста, – сказала она, подражая тону экскурсовода, – перед вами отвратительный шкаф из кабинета Альфа Бруммеля, шерифа. Сам он только что приобрел элегантный новый, так что этот урод по наследству достался мне! Почему он должен стоять именно здесь, ума не приложу. Но, согласно прямым указаниям шефа, мне придется с этим смириться.
– Он слишком безобразен для его кабинета.
– Да еще эта защитная краска, представляешь! Может быть, если его перекрасить, он будет выглядеть более сносно? Если уж ему суждено тут стоять, пусть, по крайней мере, станет более приветливым.
В эту минуту зазвонил внутренний телефон. Сара нажала кнопку и ответила:
– Да, сэр!
Голос Бруммеля звучал слегка осуждающе:
– Алло! В моем кабинете вовсю мигает сигнал тревоги.
