Галина Ли - Своя дорога
Я послушно открыл рот. Это был первый этап допроса с пристрастием, которому меня подвергали после каждого выполненного задания. Еще предстояло сочинить письменный доклад. Скорее всего, не один. Потом доклады тщательно сверят с исписанными секретарем листками.
Наш хитроумный правитель тратил уйму времени на поиск следов измен и обмана.
Все-таки странный государь достался Наоргу. Внешне – прекрасен, как божество (имелся, кстати, соответствующий слух о том, что король сын бога, его, насколько я знаю, пустил сам Фирит). Высокий, хорошо сложенный, с миндалевидными глазами незабываемого фиалкового цвета, с золотистыми локонами до лопаток и лукаво изогнутым ртом, он действительно походил на юного бога. Невинного и милосердного.
Но внутри испорченный юноша был чернее самой грязной клоаки, словно в душу к нему сливались нечистоты всего мира. Каждый раз, когда я смотрел на его величество, мысленно задавал себе один и тот же вопрос: "Почему вся эта грязь никак не отражается на лице?!!"
Так не бывает, чтобы порок не оставил своих меток! Жестокость – прячется в холодном взгляде, желчность – в опущенных уголках рта, злобу не может скрыть улыбка, но где все это у нашего короля?!! Даже мне, знающему Фирита как облупленного, хотелось верить его лживым глазам, что уж говорить об остальных!
Да... Сумел я найти себе достойного господина...
Мой рассказ уже подходил к концу, когда через неплотно закрытые двери в королевские покои проник отчаянный детский крик. Крик, полный смертельного ужаса и боли. Король побледнел, и охрана сразу же взяла его в плотное кольцо, желая увести подальше от опасности, но его величество с места не тронулся.
– Дюс, иди, посмотри! – повелительно указал перстом на выход правитель. Я с охотой подчинился, вылетев за дверь быстрее арбалетного болта.
Посреди маленькой комнаты, похожей на шелковую шкатулку, в луже собственной крови лежал ребенок. Хватило одного взгляда, чтобы убедиться в том, что он мертв. Для того, чтобы преставиться, достаточно колотой раны на груди, но убийца подстраховался и буквально открутил малышу голову, развернув ее на триста шестьдесят градусов. Я опустился на корточки и осторожно закрыл мальчишке глаза.
Бедный малыш! Как ты умудрился оказаться в ненужном месте в ненужное время?
Потом украдкой огляделся – надо было извернуться и найти свою подопечную. В том, что она осталась жива, я не сомневался.
Прятаться в этой комнате девчонка не может – потаенные местечки отсутствуют: нет ни громоздких шкафов, ни опущенных до самого пола портьер. Конечно, вполне могло статься, что девочку попросту увели по приказу того же Фирита, но тогда к чему весь этот фарс? И – для кого?
Из приоткрытой двери донесся ровный голос его величества:
– Викки, сходи и ты, посмотри, а то ведь умрешь от любопытства.
Я тихо выругался и перетек ближе к выходу в коридоры дворца.
Правитель отправил ко мне своего секретаря! Не доверяет, раз решил добавить "глаза и уши".
Секретарь открыл дверь своим задом и, пятясь мелкими шажками, задвинул тощее тело в комнату. Разогнулся он только после того, как Фирит остался вне поля зрения, зато потом Викки хватило секунды, чтобы оказаться рядом с трупом.
Надо сказать, что повел себя мужчина довольно странно: вместо того, чтобы внимательно осмотреть место преступления, любимчик короля схватил левую руку погибшего, шустро задрал рукав куртки и, как мне показалось, облегченно перевел дух. Затем Викки щелкнул крышкой чернильницы, с которой не расставался, наверное, даже во сне, и торопливо принялся выводить на нежной детской коже корявые загогулины. По-другому назвать кривые значки я не мог.
Это необычное поведение второй после повелителя гадины Наорга заставило меня сделать вперед пару шагов, и я чуть было не пропустил момент, когда дверь за спиной стала открываться. На пороге показалась служанка.
Хорошо, что реакция у меня мгновенная.
Пока женщина медленно разевала рот, чтобы завизжать, я успел заткнуть его своей ладонью, вытолкнуть дуреху вон, закрыть за собой дверь, разглядеть, кого служанка держала за руку, а еще достать нож и ткнуть его под ребра паникерши, сопроводив это действие словами:
– Молчи, коли жить хочешь!
У несчастной брызнули слезы из глаз, и она испугано затрясла головой, обещая повиноваться.
– Уходи, я буду ждать тебя через полчаса у Нового моста. Не убережешь ребенка – разрежу на ремни! – нежно прошептал я на ухо служанке, не сомневаясь, что меня услышат. Потом опустил руки и уже громко сказал: – Иди и займись делом. Нет там для тебя ничего интересного!
Женщина торопливо засеменила по коридору прочь, крепко зажав в ладони ручонку девочки. Та почти бежала, пытаясь приноровиться к шагам взрослого человека, и постоянно оглядывалась на меня. Я успокаивающе кивнул и мысленно пообещал себе выполнить угрозу, если служанка вздумает ослушаться, а потом вернулся на прежнее место. Очень вовремя вернулся.
Секретарь уже прекратил свои загадочные манипуляции с пером и чернилами и, разогнувшись, громко позвал самодержца:
– Ваше величество!
Фирит не заставил себя ждать и тут же объявился на пороге. Он неторопливо, словно на прогулке, подошел к убитому ребенку, брезгливо прикрыл рот батистовым платком, постоял, пристально разглядывая тело, а потом сделал нетерпеливый знак рукой. Тот, кому предназначался безмолвный сигнал, понял его сразу: секретарь опустился на колени и вспорол рукав куртки до локтя, явив нашим взорам черную загогулину. Его величество буквально впился в нее взглядом, я тоже сделал пару шагов вперед, стараясь запомнить нарисованный знак.
Что-то мне подсказывало – вечером обнаружу похожий на другой маленькой ручке.
Правитель едва заметно пошевелил пальцами, и "верный" Викки, торопливо послюнявив кусочек ткани, потер отметину. Мне с трудом удалось скрыть усмешку. Секретарь выполнил приказ с таким усердием, словно не он минутой раньше начертал значок. А с другой стороны, о чем беспокоиться, если рисунок застыл намертво? Такие чернила нельзя смыть, свести или стереть, и королевский слуга это отлично знал.
Невыводимые чернила ценились настолько дорого и производились в таких мизерных количествах, что позволить себе подобную роскошь могли только правители, и то не самые бедные. А в Наорге их вовсе под страхом смерти разрешалось иметь только Несравненному Фириту.
В общем, государь даже помыслить не мог о наглом обмане и предательстве со стороны доверенного человека, а потому вполне удовлетворился осмотром. Он вздернул голову, и в фиалковых глазах засиял огонь торжества, который король даже не попытался скрыть. Более того, он с вызовом посмотрел на меня, и я похолодел. Первый раз его величество дал понять, что убийство невинного человека, к тому же ребенка, произошло по его повелению.
