Марина Дяченко - У зла нет власти
– Это я. Не морок, не привидение.
– Откуда ты взялась?
– Меня привел Максимилиан.
– Некромант?!
Я сжала зубы. Казалось, передо мной совсем незнакомый человек. Властитель. Суровый. Чужой.
– Добрый день, Гарольд. Рада вас… тебя видеть, дружище.
Он помолчал. Потом с силой провел рукой по лбу:
– Извини. Видишь, что происходит…
Этот жест напомнил мне Гарольда-прежнего. Молодого. Друга.
– Вижу, – сказала я через силу. – Я пришла, чтобы помочь.
Он поднял глаза. Я испугалась, увидев этот взгляд.
– Ленка…
Он что-то хотел сказать, но не решался. И эта его нерешительность напугала меня до холодных мурашек.
– Гарольд, – я старалась, чтобы голос у меня не дрожал. – Дружище… Ты опять вырос, я тебя не узнаю, а как поживает твой сын?
Он помотал головой и снова уселся за стол. Поставил рядом посох. Кивнул мне, предлагая садиться в кресло для гостей.
– Ленка, очень мало времени. Ты – вот что… Если я дам тебе мальчишку и проведу вас обоих туда… в твой мир… Ты обещаешь о нем позаботиться?
– Что?!
Он смотрел на меня, будто издалека, – мутноватым, напряженным взглядом.
– Мы собираемся достойно умереть здесь и дать возможность нашим женщинам уйти подальше… Моему сыну пять с половиной лет, у него есть свой меч, он хочет идти на бой… Слушай, забудь. Я ничего тебе не говорил.
Я поперхнулась несказанными словами. Мне не раз приходилось выполнять в Королевстве опасную работу, сражаться, рисковать… Но такого я не ждала от моего доброго, прекрасного Королевства.
И я задала вопрос, который волновал меня сильнее всего:
– Где Оберон? Где его величество?
Он чуть сдвинул брови:
– Кто?
– Оберон!
Он смотрел, будто припоминая. Потом властно поднял руку:
– Извини, у меня нет времени на ребусы. Через полчаса военный совет… Уйма еще не прибыл?
– Гарольд, это не ребусы, – я задохнулась от возмущения. – Где Оберон? Мне-то можно сказать? Он жив, что с ним?
– Я не знаю, о ком ты спрашиваешь, – признался он, и в голосе его проскользнуло раздражение.
У меня пол закачался под ногами.
– Да что случилось здесь у вас?! Что Оберон мог сделать, чтобы ты его так…
– Я не понимаю, о ком ты говоришь! – Он злился. – Я не могу помнить всех твоих знакомых!
– Гарольд! Я говорю об Обероне!
Он резко поднялся:
– Все, хватит. Я должен готовить совет. Пошли.
* * *Несколько минут после этого разговора я ничего не слышала, кроме гула в ушах. Вокруг лязгало железо, топали сапоги, хлопали двери. Весь замок шумел, как лес во время бури, меня узнавали, окликали, о чем-то спрашивали. Я кивала в ответ, не понимая ни слова.
Потом стала подходить ко всем, кого помнила, и спрашивать: где король? Где Оберон?
Они смотрели непонимающе, будто никогда не слышали этого имени!
Это было как в страшном сне. Я села на ступеньку лестницы и укусила себя за руку. Захотелось проснуться. Я в Королевстве, где нет Оберона! Где никто его даже не помнит!
Это была ловушка. Какое-то другое, измененное Королевство. Максимилиан привел меня сюда обманом. Значит, Гарольд – не Гарольд… Замок – не замок… А как же Музей Того, что Следует Помнить? Мой портрет на гобелене – тоже не мой портрет?!
Люди разбегаются из города. Мародеры грабят покинутые дома. Гарольд просит меня увести его сына в мой мир и спасти. Они все сошли с ума. Сошли с ума – и забыли Оберона.
Совершенно потерянная, я вышла на лестничную площадку у входа в одну из башен. Витражное окно было распахнуто настежь – на запад. Там горел закат, алый и золотой, и длинные фигурные облака светились пурпуром и золотом. Это зрелище завораживало; не верилось, что в мире, где есть такой закат, Оберон мог исчезнуть навсегда. Это какое-то злое волшебство; может, еще не все потеряно?
Закат перечеркнула черная птица. Бесшумно ударила крыльями, зависла прямо напротив окна. Я отшатнулась. Птица присела на подоконник. Скрежетнули когти по мрамору, и в ту же секунду превратились в пальцы, вцепившиеся в край окна. Максимилиан повис снаружи, на руках, глядя на меня снизу вверх.
– Убедилась? Все поняла?
У меня за спиной бегали люди, переговаривались. Некроманта, висящего за окном, никто не замечал. Мне было страшновато смотреть на него: под нами было метров двадцать отвесной стены, а потом еще ров, утыканный заостренными кольями.
– Почему ты мне не сказал…
– А ты бы поверила?
Я прижала к себе посох, как любимую куклу.
– Что это значит, Макс? Что с ним… случилось?
– Расскажу все, что знаю… потом. Начинается военный совет. Уговори Гарольда взять меня в союзники.
И он разжал пальцы. Я поперхнулась; черное тело Максимилиана полетело вниз, на лету съежилось и обернулось птицей. Птица взлетела на уровень заката, каркнула что-то в мою сторону и умчалась.
* * *Бальный зал, где когда-то праздновали свадьбы сразу четырех принцесс, превратился теперь в зал военного совета. Королевский трон стоял пустой. Я посмотрела на него – и сразу отвела глаза. Вокруг собиралась толпа, вдоль стен теснились стражники и придворные, быстрым шагом вошел Гарольд и сел справа от пустого трона.
– Его величество король Уйма Первый Вегетарианец! – провозгласил слуга надтреснутым, но громким и торжественным голосом.
Рявкнули трубы. Двумя колоннами в зал двинулись обросшие бородами, лохматые дикари в одеяниях из грубо выделанной кожи, с браслетами и ожерельями из звериных зубов, а кое у кого болтался на шее птичий череп. Лица их были покрыты шрамами; разве что на лбу у каждого не было написано «людоед», а так все ясно.
Потом вошла туземка. Какая-то островитянская красавица: в пышной юбке из пальмовых листьев, в меховом лифчике, украшенном иглами дикобраза (во всяком случае, так мне показалось). Ее черные волосы торчали вверх – уж не знаю, каким образом их закрепили, но из-за них туземка была похожа на жесткую щетку, поставленную стоймя. На босых ногах у нее звенели браслеты с колокольчиками, руки, обнаженные до самых плеч, были расписаны узорами. В каждом ухе блестело по огромному драгоценному камню, правую ноздрю украшал камень поменьше. Лицо ее, раскрашенное белой и черной краской, показалось мне странно знакомым.
Последним вошел Уйма. Трубы рявкнули совсем уж нестерпимо. Уйма был гладко выбрит, аккуратно подстрижен и одет в какой-то элегантный шелковый балахон, черный с серебром. А в остальном – он не изменился.
А когда он встал рядом с островитянкой, она небрежно оперлась на его локоть и Гарольд, поднявшись, приветствовал их обоих, я узнала Филумену, коварную и капризную принцессу, которую выдали замуж за дикаря – и, как видно, это пошло ей впрок…
