Ольга Ильина - Особенные. Элька-2
— Нет, Олеф я не видела.
Женевьев не стала снова приставать с вопросами. Повернулась и ушла, а я облегченно вздохнула. Даже не представляю, что было бы, если бы она увидела Олеф в таком состоянии. С этой стервы станется привести в библиотеку всех гостей.
Найти бабушку, оказалось делом не из легких. Ее нигде не было. Как и Владислава. Я даже поднялась на второй этаж, совершенно уверенная, что ее там быть не может, но ошиблась. Бабушка была в своей комнате и очень эмоционально говорила с кем-то.
— Я видела ее. Влад, ты не понимаешь.
— Аля, успокойся. Это невозможно.
— Хотела бы я верить, но… интуиция говорит, что это она.
— Аля. Я тебе говорю, этого просто не может быть. Она в тюрьме. И никогда уже оттуда не выйдет.
— Проверь, Влад, прошу тебя, проверь. Если эта тварь на свободе… если она доберется до Эли.
— Тшш. Мы этого не допустим. Обещаю.
Я отшатнулась, когда Владислав подошел и обнял бабушку. Какого черта? Это… явно не для моих ушей. Но почему-то касается меня. Тюрьма и я в одном предложении? Бред какой-то. Я решила спуститься и выкинуть эту странную беседу из головы. О чем бы они не говорили, это меня не касается, а если даже и касается, хватит с меня тайн и секретов. Ничего хорошего они не приносят, только боль и разочарование.
Бабуля спустилась едва я отошла от лестницы, абсолютно спокойная и собранная. Даже представить трудно, что две минуты назад она паниковала и расстраивалась. Блин, мне даже стало казаться, что этот разговор просто выдумка.
— Бабуль, вот ты где, а я обыскалась.
— Что? Что случилось? Тебя кто-то обидел? — на секунду она вспыхнула и потеряла контроль. Нет. Разговор явно реален и бабушка боится. Не знаю, какой такой угрозы. Но, вероятно, эта угроза на меня направлена. А это плохо. Что еще за неведомый враг за мной охотится?
— Нет. У Олеф проблемы.
— Олеф? — выдохнула бабушка. — Что случилось?
— Бабуль, пойдем скорее, она в библиотеке. Ей нехорошо.
Я объяснила в общих чертах что же такого случилось с Олеф, а сама осталась, наблюдать за Генри и Женевьев. Они подозрительно быстро спелись. Хотя, чему я удивляюсь. Не только противоположности сходятся. Эти два представителя серпентария друг друга стоят. Я знала, что сегодня он сделает предложение, Олеф знала, все знали. И ответ был предсказуем. Все дело в другом. Дата. Если он ее назовет, при всех, Олеф не сможет отложить. Ведь в Европе все происходит не как в России. Здесь помолвку можно затянуть месяцы, а то и на годы.
— Скучаешь? — спросил Ник и протянул мне стакан с.
— Что это?
— Клюквенный морс. Ты совсем бледная.
Я сразу поверила. Братья Влацаки, Ник и Марк отличались как небо и земля. Если Ник был серьезным и спокойным, то Марк — взрывной, полный сюрпризов мальчишка. Он лет на пятьдесят меня старше, а ведет себя, как подросток. И мысли у него подростковые. Ну, вот. Что я говорю. Опять подкатывает к Ленке.
— Блин, ну я же просила.
Ну, все. Хромать этой шавке на трех лапах, потому что четвертую, ту, которая сейчас на заднице моей подружки лежит, я с наслаждением сломаю.
— Постой, — удержал Ник. — Я разберусь.
Он подошел к этой «сладкой» парочке, улыбнулся Ленке и прошептал что-то той на ухо. Она возмущенно отпрянула и залепила Марку хорошую оплеуху, затем развернулась, хлестанув его еще и волосами, и направилась ко мне.
— Ты чего улыбаешься?
— За что ты его так приложила?
— За все хорошее, скотина.
— Лен, что тебе Ник такого сказал?
— Что этот кобель блохастый бросается на все, что движется.
— А то ты не знала.
— Знала, конечно. Но не знала, что он больной на всю голову. Представляешь, он этот… как там — подруга пощелкала пальцами. — Блин, слово забыла… пикапер.
— Тот, кто девушек коллекционирует?
— Ага, на спор. Урод. А я в эту коллекцию попадать не собираюсь. Нет, Эль, ну что за мужики пошли? Они вообще существуют, мужики эти?
— А я думала, ты все же рискнешь добиться внимания Славы.
— Да ну, не хочу. Мне хочется, чтобы за мной бегали, добивались, подарки дарили и все такое. А что получается? Эль? Может, со мной что-то не так?
— Все с тобой так, — отмахнулась я.
— А вот и нет, посмотри, сколько здесь мужчин и ни один, ни один на меня не смотрит.
— Ты преувеличиваешь.
— Я преуменьшаю, Эля. Даже официанты, и те, мимо обходят.
— Лен, да ты посмотри на них. Это же сливки чешского общества. Они все вроде Женевьев. Ну, хочешь, мы завтра завалимся в какой-нибудь нормальный клуб, и ты убедишься, что это не с тобой что-то не то. Это они… темные.
И я не преувеличиваю. Полдома оборотней, полдома темных. И ни те, ни другие на нас внимания не обращают. Уверена, бабушка постаралась. Подозреваю, что это какое-то хитрое заклятье.
— И ты пойдешь на такую жертву? — удивилась подруга. — Да тебя же из дома не вытянешь, не то, что в клуб.
— Ради тебя можно и потерпеть.
— Эль, я тебя обожаю.
— Да, да. И я тебя тоже. Ты кстати, не знаешь, как там с Олеф? А то гости уже волнуются, а Женевьев, как цербер блуждает по дому.
— Кажется, все хорошо, — улыбнулась Лена и посмотрела куда-то у меня за спиной.
Гости резко притихли, как и музыка в зале. Олеф появилась. Идеальная, как всегда, только волосы немного мокрые. Подошла к своему жениху, позволила себя приобнять и улыбнулась. Почти искренне, но в том-то все и дело, что почти. Не должна невеста так себя вести. Она сиять должна. А Олеф медленно умирает.
— Эль, твоя бабушка — гений. Так быстро привести Олеф в чувство, — прошептала Ленка. — Когда я уходила, она была никакая. А сейчас посмотри, выглядит так, словно и не пила.
Действительно. Генри подарил ей розы, большой, шикарный букет, говорил красивые слова, клялся в любви. Всех проняла его речь.
— Долгие годы я был один. И меня это устраивало. Я смотрел на другие, счастливые пары и брезгливо смеялся над ними. Ведь это слабость, любить так кого-то. А потом появилась ты. Я испугался, потому что ты заставила меня нуждаться в тебе, хотеть, желать и бояться, что ты уйдешь, а я останусь один в темноте. Без тебя. И теперь я смотрю на других, одиноких людей и не понимаю. Они обрекают себя на пустую, бесполезную жизнь. А я… счастлив, что ты рядом, со мной. Позволяешь заботиться о себе. Я люблю тебя Олеф Алехандра Влацек и хочу, чтобы ты стала моей женой.
Как она могла отказать после такого. И как она могла не назначить дату? Два месяца. Пятнадцатое августа. Именно в этот день она окончательно смирится. А я… не могу спокойно смотреть на это. Видеть, как она совершает самую большую ошибку в жизни. Но, блин. Имею ли я право вмешиваться? Да и что я могу сделать? Помешать? Как? Да и зачем? Олеф взрослая девочка. Она сама знает, что делать. Но… если бы мне кто-то тогда рассказал правду о Егоре, а не путали своими полунамеками. А что бы случилось тогда? Я разве жалею о той ночи? О нашей ночи? Я жалею обо всем, что было после, я жалею, что встретила его, что поверила, что не разглядела. Но… с тем, кого я себе придумала, я была счастлива. Не уверена, правда, что один миг счастья стоит всей той боли, но… у Олеф-то все не так. У нее еще есть шанс на счастливый конец. И я выясню, как сделать этот шанс реальным. Обязательно. А если не получится… я буду знать, что хотя бы попыталась.