Ирина Сербжинская - История, рассказанная в полночь
Вдруг Куксон замер.
Накатил беспричинный страх, даже не страх, а ужас, да такой, от которого у гоблинов на ушах волосы дыбом встают.
Показалось вдруг, что за спиной стоит кто-то, да так близко, что…
Куксон выхватил из кармана осколок зеркала и резко обернулся.
Никого.
— Фу-у-у-у… — выдохнул гоблин.
Помедлил немного, успокаивая бешено бьющееся сердце, и двинулся дальше, поминутно озираясь. Беспокойно как-то на душе стало, тревожно.
Вот дойдет он сейчас до лестницы и спустится в зал. Ночь пройдет, утро настанет. Если понадобится, он и следующую ночь друзей охранять станет, потому что друзья для гоблина — это все! А если зеркальная тень сюда сунется, плохо ей придется!
Куксон быстро оглянулся: никого.
Возможно ли, чтобы зеркальный убийца каким-то образом пронюхал, что отыскалось против него оружие? Непременно он тогда устрашится, скроется в зеркалах и никогда больше не появится!
Куксон покачал головой.
Нет, это вряд ли… зеркальный мастер воли своей на этой стороне жизни не имеет, во всем подчиняется хозяину, его вызвавшему. А в том, что у тени имеется хозяин, который ею управляет, гоблин Куксон не сомневался. И казалось ему почему-то, что хозяина этого он знает… догадаться бы еще, кто это!
Куксон уже подошел к лестнице, как вдруг заметил приоткрытую дверь, ведущую в комнату. Это, как припомнил гоблин, даже не комната была, а большой чулан, где Хегита разный хлам держала: старые стулья, продавленные кресла и прочее.
Куксон отворил скрипнувшую дверь и, стоя на пороге, окинул взглядом помещение.
Комод, стулья, сломанная вешалка для шляп, пара мешков, чем-то туго набитых, кресло, с продранной обивкой, а в дальнем углу зеркало стоит, к стене прислонено, укутано большой скатертью. Молодец Фирр Даррик, ничего не забыл, не упустил из виду! Ну, да домовые — они все такие: старательные, ответственные.
Вдруг Куксон нахмурился.
Молодец-то молодец, да только скатерть немного сползла и в полутьме поблескивает уголок зеркала. Непорядок!
Куксон вошел в чулан. Пахло здесь сухими травами, развешанными под потолком, воском да старой кожей.
Гоблин приблизился к высокому зеркалу (и откуда такая дорогая вещь у Хегиты? Ах, да! Какой-то торговец преподнес, в надежде на взаимность. Потом, правда, ознакомившись с характером вдовушки поближе, на взаимности уже не настаивал, наоборот, видеться с Хегитой старался как можно реже, а в трактир и вовсе заходить перестал, даже подарок обратно не забрал), попытался дотянуться до верхнего угла — не получилось.
Тогда Куксон положил осколок зеркала на комод, вскарабкался на шаткий стул, привстал на цыпочки и поправил сползшую скатерть.
Вот теперь порядок! Теперь подлая тень никак в трактир не проникнет, потому что он, Куксон, все предусмотрел и обо всем позаботился, вот так-то.
Слезая со стула, едва шею не свернул: одна ножка подломилась, стул опасно накренился и пришлось прыгать. Получилось это не очень-то ловко, потому как не привык Куксон скакать, словно молодой тролль. Одно утешение: не видел никто, а то бы посмеялся над почтенным гоблином!
И только подумал так, как услышал тихий, еле слышный смешок, будто стеклянные осколки звякнули.
Куксон на мгновение замер, по спине морозом продрало.
Бросился к комоду (корзина старая под ноги попала, едва не растянулся, запнувшись!) схватил осколок, отчаянно взмахнул им, словно кинжалом. Блеснуло в полутьме волшебное стекло.
Прижавшись спиной к комоду, гоблин Куксон лихорадочно озирался. Никого в комнате.
Отчего же так страшно? Отчего же знает он, Куксон, совершенно точно, что зеркальная тень — здесь, в двух шагах от него?!
И тут же снова донесся до него еле слышный стеклянный смех-перезвон — из дальнего угла. Держа перед собой осколок, осторожно двинулся гоблин вперед: шажок, еще шажок…
И вдруг, почуяв что-то, резко обернулся.
Сердце мгновенно превратилось в кусок льда: вот она, зеркальная тень, совсем рядом!
Никогда до того Куксону ничего подобного видеть не доводилось, магические превращения наблюдал он редко, разве что иллюзии, что Мейса Мег создавал, но это — другое дело.
Куксон, конечно, догадывался, что магические чары с человеком сотворить могут, но все равно, увидев, оторопел на мгновение, уставившись на существо, словно из жидкого зеркального стекла созданное.
Не было в нем ничего человеческого, живого, но вот поди ж ты! Гоблин Куксон таращился на него, а в голове крутилось: ведь был когда-то этот зеркальный убийца человеком, стеклянных дел мастером, который приехал сюда, в горный далекий край по приказу короля. Смотрел, наверное, на горные вершины, на которые и он, Куксон, каждый день смотрит, думал, как станет обживаться на новом месте, как заложит здесь вместе с другими стеклодувами город, как будут приходить сюда караваны, как приедут за стеклянным товаром купцы…
И в голову ему прийти не могло, что кто-то из его товарищей уже тогда замыслил преступление, что кто-то из них указал именно на него, скромного мастера-стеклодува, уготовив ему судьбу вечно быть заточенным в зазеркалье!
Стремительней горной гадюки тень метнулась вперед, быстрой серебряной вспышкой что-то сверкнуло и руку Куксона словно огнем опалило.
Поползло по руке что-то теплое.
Куксон скосил глаза: кровь. Почему-то поразился этому безмерно: что за кровь, откуда?! И только в следующее мгновение, как боль почувствовал, дошло.
От боли Куксон словно пробудился.
Встряхнулся, как собака, вылезшая из воды, сжал свой осколок покрепче, сузил глаза и взглянул на зеркальную тень.
Нет, давным-давно исчез прежний мастер, ничего он о себе не помнит и, как ни старайся, никогда не вспомнит себя прежнего. Полностью обратился он в зеркальную тень, бездушную и опасную.
И подумав так, гоблин Куксон крепко сжал зубы.
Не убитый мастер стоял перед ним, а чудовище из зеркала, убийца Пичеса.
И с ним, с этим убийцей, он, мирный гоблин, намерен был поквитаться.
…Намерен-то был намерен, да только не всегда выходит так, как того желается. Куксон всю свою жизнь в кабинете провел, бумажными делами занимаясь, и боевые действия вести был не обучен. В кошмарном сне привидеться не могло что он, вместо того, чтобы важные документы составлять да распоряжения подписывать, будет подобно угорелому зайцу по чулану скакать, осколком волшебного зеркала пытаясь поразить зеркальную тень. Да и роли что-то быстро поменялись: и минуты не прошло, как уж не Куксон за тенью охотился, а она за ним.
Снова блеснуло что-то, гоблин отскочил, натолкнулся на старое кресло, чуть не упал. Замахал руками, пытаясь удержаться на ногах, зацепил скатерть, укутывавшую зеркало и ненароком сдернул. Засияло серебристое стекло, отразилась в нем комната, гоблин Куксон, нелепый, в съехавшем набок колпаке, размахивающий руками, а тень отобразилась лишь контуром, неуловимой рябью, пробежавшей в зеркальной глубине.
