Юлия Остапенко - Зачем нам враги
— Знаю, — ответила она — холодным, мертвым, звенящим голосом. Будто не она это говорила, а кто-то через нее.
Натан встал. Его рука коснулась рукояти меча. Что ты, зачем, устало подумала Эллен. Кого здесь ты хочешь остановить...
Неужели меня?
Меня, с ужасом поняла она, поймав его застывший взгляд. Ты чувствуешь, что мои слова угрожают твоей госпоже, и ты готов ее защитить... все равно от кого.
— Ну, я жду с интересом, — неожиданно спокойно сказал эльф, мгновенно разрядив напряжение. Он остался единственным, кто сидел на земле, но отнюдь не казался беспомощным.
Рослин отвернулась к горизонту, заговорила все тем же неживым голосом:
— Кровь и плоть древних рас и животных, таких как эльфы и драконы, особенно сильна при взаимодействии с некоторыми видами трав. С их же помощью можно готовить снадобья и творить заклинания, которые невозможно создать кровью и плотью других рас и животных.
«Она цитирует, — поняла Эллен. — Я даже знаю что — огромная такая книга в кожаном переплете телесного цвета... Интересно, это была кожа человека или эльфа? »
— Вот как, — после паузы сказал Глориндель. — И что, много тебе проку было от моего уха?
Она не ответила. Эльф фыркнул.
— Бросьте вы, любезные. Может, некроманты и впрямь используют эльфов для своих черных делишек, да только они же вроде и людьми не брезгуют, верно? И уж как хотите, а я никогда не поверю, что все это, — он ткнул большим пальцем за плечо, в сторону холма, за которым продвигались тальварды, — пойдет на банальное сырье.
— Верно, — неуверенно согласился Натан. — Их слишком много.
«Вот именно, — подумала Эллен. — Их слишком много. И как вы не можете понять, что это не просто так. Что не просто так они идут... они, и леди Рослин, и все мы».
Но вслух она этого не сказала. Только развернулась и пошла вперед по дороге, огибавшей холм. И чувствовала спиной лишь один взгляд — тяжелый и пустой.
Нет, она до последней минуты не думала, что действительно собирается это сделать. Но шла именно за тем. Не было сил больше выносить это зрелище далекой, лениво шевелящейся буро-желтой массы, похожей временами на муравейник, временами — на сорванный с дерева осенний лист, а временами — на гниющие останки чудовищного зверя. Последнее казалось самым близким к истине, особенно сейчас, после этого взгляда Рослин и после ее тяжелого голоса, в котором прозвучало куда больше, чем в словах. И это было так страшно, что Эллен хотела подойти ближе — и удостовериться, что вблизи оно не так, совсем не так...
Хотя в глубине души она знала, что просто ищет Рассела. Теперь и правда его ищет. И уже почти нашла.
Она обогнула холм, сперва идя медленно, спотыкающимся шагом, а остаток пути пробежав, потом вскарабкалась на пологий склон, хватаясь руками за кусты и траву, снова спустилась и оказалась внизу, а дальше, в нескольких шагах от нее, начиналось поле, по которому далеко впереди, ярдах в пятистах, вышагивали тальварды. Справа на горизонте виднелся небольшой форт, и тальварды шли прямо на него, не сбавляя шаг, будто собирались стереть с лица земли.
Эллен пошла вперед и остановилась, услышав позади крик:
— Не надо!
Кричала Рослин. Не что-то темное и могучее в ней, говорившее из ее уст несколько минут назад, — на сей раз она сама. Крик был отчаянным, умоляющим. Эллен оглянулась, посмотрела вверх и увидела на вершине холма маленькую светлую фигурку.
— Эллен, не надо! Ты не знаешь! Ты ничего не поняла!
— Я поняла только то, что вы убьете Глоринделя, маленькая госпожа, — тихо сказала она, зная, что Рослин не может ее слышать. — Или, может быть, что-то в вас. А я должна его защищать. Его, а не вас. И чтобы понять как... я хочу посмотреть на них. Вблизи.
Она пошла дальше, хотя крики вверху не ослабевали. Вскоре к ним присоединились мужские голоса, быстро стихшие вдали. Они все трое там, думала Эллен, шагая по вязкой траве, которой поросло поле. Они все там и смотрят на меня и думают, что я сошла с ума. Возможно, они и правы. Возможно, я действительно...
Эта мысль оборвалась, когда она увидела — и замерла, а потом рухнула на колени, задохнувшись, пытаясь выдавить из горла крик и чувствуя, что не может. Крик Эллен не был криком Эллен... это она была Эллен своего крика. Она ему принадлежала. И он вертел ею, как хотел.
Я твоя, и ты делаешь со мной, что хочешь... если только захочешь...
Рассел!!!
Он был там, она видела его — хотя еще, кажется, не подошла настолько близко, чтобы различать черты отдельных людей. шедших в общем потоке, но его видела ясно: то самое лицо, милое, родное до судорог, и такой знакомый рубец, и эти складки на лбу... и взгляд, глаза все те же — там, с уже убитыми врагами, которые нужны, чтобы понять, чего ты стоишь...
Возлюбленный враг мой, что я без тебя стою?!
Она хотела кричать и не могла, она просто бежала, почти летела над землей, и видела его, и сама не верила, что видит, что дошла, что все это было не зря. Вблизи войско перемещалось намного быстрее, чем казалось издалека, и к тому времени, когда расстояние между ними сократилось, Рассел уже прошел дальше. Эллен развернулась, побежала через поле наискосок, впившись взглядом в светлое пятнышко его белокурых волос — он шел среди тальвардов, одетый, как они, твердым строевым шагом, и его волосы будто горели среди бурого месива... горели, и Эллен наконец-то вновь ощущала этот жар.
Он вдруг обернулся через плечо на ходу, словно почувствовав ее взгляд, и она, набрав воздуху в грудь, закричала:
— Рассел.
И тогда из его глаз выросла вспышка. Белая и яркая, она медленно разливалась вокруг, будто вытекая из его лица, закрыв собой сначала это лицо, потом фигуру, потом тальвардское войско, а потом и весь мир. Пока эта вспышка ширилась и росла, Эллен все еще бежала, уже не крича, уже без его имени в голове, потом с бега перешла на шаг, споткнулась несколько раз, остановилась, упала на колени.
Ее ладони уперлись в землю, голова тяжело поникла между плеч, и Эллен стояла так, разучившись хотеть и думать, раздавленная затопившим весь мир белым светом, и слышала только песню — тягучую, страстную, самую прекрасную из всех существующих, и понимала каждое слово, и плакала, только по ее щекам вместо слез текла кровь.
Натану не нравилось это селение — ох до чего же оно ему не нравилось, еще до того, как он увидел его — только почуял запах жареного мяса, душный, приторно-сладкий, и хотя желудок за день успел опустеть, Натан ощутил приступ тошноты. Будто там, на этих кострах, жарили человечину.
Будь его воля, он обогнул бы деревню десятой дорогой, но выбора не оставалось: жизнь Эллен была на кону. И его поразило, что для него это, оказывается, имеет значение.
