Сергей Костин - Охотник за бабочками
И исчез. Да ничего я не путаю. Был, стоял, потом — раз, и пропал. Ровно, как и те, что за центральным обзорным с костями прохлаждались.
— Ну и дела, — Кузьмич, понуро свесив крылья, смотрел на то место, где за минуту до этого стоял незнакомец в фуфайке с костяной дубиной за пазухой, — Если они вот так могут, то чего ж они с нами рассусоливали?
На этот счет у меня имелось свое мнение, но говорить Кузьмичу о нем я не стал. Зачем парня лишний раз расстраивать. Сейчас про другое думать надо.
— Кузьмич, смотайся к силовой установке. Что там с энергией. А я в грузовой отсек за оружием. Мы еще с тобой повоюем.
Грузовой отсек оказался пуст. Совершенно пуст, вот что я имею в виду. Ни ящиков с корабельным оружием, ни скафандров. Ничего.
Тут и Кузьмич подоспел. Запыхавшийся и вконец расстроенный.
— Силовые установки на полном нуле. Но это ерунда. Они всю жратву сперли. Ни крошки не оставили. Вот ведь сволочи.
Это был удар ниже пояса. Так порядочные люди не поступают. Хотя… Где я видел порядочных людей. Уж кому, как не мне, уроду по статусу этого не знать.
На капитанском мостике нас поджидал почетный караул из десяти усатых дяденек, с дубинами наперевес, в перепоясанных ярко-желтыми лентами фуфайках. Был ли среди них наш недавний гость, не знаю. Все на одно лицо.
Они весело отсалютовали костьми, и один из них, сообщил радостную и приятную новость:
— Во избежание ненужных эксцессов с вашей стороны к добропорядочному местному населению, вас будет охранять специальная гвардия. Попрошу следовать за нами в принудительном порядке для отыгрывания.
После этого парень, недолго думая, тюкнул меня по голове дубиной и я ненадолго отключился.
В темноте не очень приятно приходить в себя. Вроде бы ощущаешь себя уже полноправным членом жизни, а она не дает никаких признаков своего существования. А от этого иногда бывает страшно.
— Не ори, командир! Все одно никто не услышит.
Я прекратил орать, но от этого спокойнее на душе не стало. Остаточные явления в виде мелкой дрожи конечностей намекали на то, что с психикой в последнее время у меня не все в порядке. Да и какая там психика с такой нервной работой. Чтобы я окончательно успокоился, Кузьмич влепил мне пощечину. В его понимании пощечину, конечно. Так укус комара. Но и это помогло.
— Где мы?
— В яме какой-то, — сообщил Кузьмич, пристраиваясь на моем плече, — Второй час здесь. Как тебя оприходовали, так здесь и маемся. Хуан? Тоже здесь. Где ж ему быть то? Душевный парень, скажу. Пока ты без сознания дрых, он все норовил тебе под голову пристроится. Что б помягче, стало быть.
Я нащупал в темноте Хуана, положил на колени и стал чесать его за глазами по причине полного отсутствия ушей. Человек, хоть он и урод, должен быть благодарным. Не все же одному Вселенскому звездочки раздавать.
— Слышишь? Они там готовят что-то.
Я прислушался. Кузьмич прав. То, что я сначала принимал за шум в потревоженной дубиной голове, являлось в действительности гомоном толпы. Очень возбужденной толпы, замечу.
— Еще не известно, что это за отыгрывание.
Странный Кузьмич бабочек. Удивляюсь. Как какая ерунда творится, так у него полные штаны. А как что серьезное намечается, так само спокойствие и рассудительность. Хотя… С чем можно сравнить многосотлетнее сидение в гордом одиночестве в космической полу засохшей луже? Хуже этого, по мне, и быть не может.
— О! Слышишь, командир! Затихли что-то.
За стеной, действительно, больше не было слышно ни одного звука. Не считать же звуком хрип одинокой трубы: — «Фа-фа. Фа-фа-фа. Фа-фа-фа-фа. Фа-фа».
Над головой вспыхнул свет. Одинокий керосиновый фонарь. Яркий, зараза.
— Сейчас и за нами придут, — при свете лампы я разглядел, что один глаз Кузьмича заплыл, синим фиником, а на нижней губе виднелись следы крови. Крылья, ноги, руки и все остальное было цело.
— Они? — поинтересовался я. На всякий случай. Кузьмич и сам может сдуру на что-нибудь налететь.
— Тебя отбивал, — отмахнулся бабочек. Мол, ерунда все это. За это я Кузьмича и уважаю.
В двери тихо постучали.
— Да! — заорали мы от неожиданности, и даже Хуан подпрыгнул на месте.
Дверь немного приоткрылась и в щель втиснулась голова мужика с усами.
— Извините. Можно?
Я хмыкнул. Во, дают. А по голове, когда били, забыли спросить разрешения?
Не дожидаясь ни моего, ни Кузьмичевского ответа, ни тем более Хуана, который нормального слова то не мог сказать, мужик окончательно протиснулся внутрь нашей темненькой каморки-камеры. Огляделся, покачал головой.
— Неплохо тут у вас.
Кузьмич, на мой немой вопрос, состроил рожу как после неудачной косметической операции на нижней челюсти.
Товарищ в фуфайке еще раз обвел взглядом камеру, вздохнул и махнул (плавно и вежливо) рукой в сторону выхода.
— Все необходимое для отыгрывания подготовлено. Народ вас ждет. Народ вас любит. Народу не терпится взглянуть на действо.
— А по голове бить будите?
Мужик взглянул на меня достаточно укоризненно, что бы понять, что в данной местности удары по голове запрещены, как таковые, законом. Ну, может быть, только в строго отведенное для этого время. Например, по четным дням.
Мы вышли. Кузьмич у меня на плече. Хуан на руках.
Мужик аккуратно закрыл камеру, или что это там такое было, на засов и указал на следующую дверь.
— Вам туда. Если встретите мамзулю, то просто ложитесь на пол лицом вниз. Может и не тронет. А так, вам по коридору прямо.
И аккуратно вытолкнул нас в очередной дверной проем. Не забыв закрыть его уже за нами также на засов.
Скорее всего, это была очень и очень старая переходная камера. Слабенькие лампочки по потолку, частично перегоревшие. Ржавчина на некогда выкрашенных, но облупившихся стенах. Подобие резиновой дорожки на полу. Да! В стенах виднелись дыры с мою голову, старательно обкромсанные неизвестными челюстями.
— Мамзуля?
— По барабану.
Вот здесь Кузьмич не прав. Опасность, даже если она и мнимая, должна называть своими словами. Ребята сказали, что мамзуля, значит никаких музыкальных инструментов.
— Сюда нам, — Кузьмич внимательно изучал металлическую дверцу. Кованую, с заклепками, — Стучи.
Я поднес согнутый указательный палец к металлу, но ничего делать не пришлось.
Дверь аккуратненько взвизгнула в сторону, нас что-то потянуло вперед и швырнуло на пол. За спиной точно также аккуратненько взвизгнуло в обратную сторону.
Трава под носом искусственная, колючая, цветом неопределенная. Пахнет сеном и еще чем-то. Хорошо в краю чужом.
