Братья крови - Русанов Владислав Адольфович

Мы выехали на четырех внедорожниках. Еще недавно я назвал бы наш поезд кавалькадой. Могучие моторы басовито гудели в ночной тишине, толкая пахнущих бензином, машинным маслом и горячим железом монстров по коварной дороге. В салоне «хаммера» князя Бестужева гремели мощные аккорды увертюры к «Лоэнгрину». На мой взгляд, Сергей Александрович испытывал излишнюю слабость к музыке Вагнера.

Амвросий молча уставился в темное стекло. Зная, что для успешного проведения ритуала требуется человеческая кровь, причем пролитая непосредственно на месте, я поинтересовался у него, кого князья решили принести в жертву ради спасения человечества? Но ответа так и не получил. Только многозначительный взгляд и загадочную полуулыбку.

Мимо промелькнуло сонное село с потушенными огнями.

Автомобили свернули с шоссе в лес, ломая колесами прочный наст.

Менгир стоял на оплывшем холме, поросшем по склонам ельником. Но верхушка его оставалась голой, будто плешь на макушке монаха.

Некогда стоявший вертикально камень высотой в два моих роста покосился и грозил завалиться на бок. Возможно, это и произойдет, но лет эдак через пятьсот. В древности умели не только строить на совесть, но и устанавливать святилища. Солнце, дождь, снег и ветер настолько изъели поверхность камня, что даже матерый геолог не сказал бы, какая это порода. Гранит, базальт или самый обычный песчаник. У подножия мегалита будто прилег отдохнуть еще один камень, плоский, если не считать глубоких выбоин, похожих на кровосток.

Пока шли приготовления, мы с Жанной смотрели на звезды. Она еще не осознавала, что дневной свет для нее заказан, как и простые радости бытия, связанные с ним, – раскрывшиеся полевые цветы, жаворонок в вышине, трепещущая крыльями капустница. Только холодные огоньки, сияющие в беспредельной вышине. Зато мы можем наблюдать за ними вечно, следить за изменяющимся рисунком. Я помню небо в ночь перед битвой при Грюнвальде – совсем не такое увижу я летом двадцать первого века.

Наконец, Амвросий окликнул нас.

К плоскому камню уже привязали жертву, предназначенную на заклание.

С удивлением я узнал глубокие залысины и нос уточкой. Валентин Валентинович Пешков… Воистину, власть Совета Вампиров России безгранична, если они смогли похитить миллионера.

– Он заслужил свою судьбу, – жестко произнес Прозоровский, перехватив мой взгляд. – Не беспокойтесь, Анджей Михал. Мой выбор одобрен в Кремле, и не только президентом. Воровать надо меньше.

Я смотрел на безучастно лежавшего на алтаре человека – видимо, его из жалости одурманили легким наркотиком – и не испытывал сострадания. Он выбрал свой путь, когда впервые принял телефонный звонок от Зигфрида и согласился купить похищенный меч. Не думаю, что птенец Чеслава, убитый мною, оставил бы его жить.

Мы занимали места вокруг алтаря. Амвросий в изножье. По правую руку от него – Прозоровский, по левую – Бестужев. Рядом с князем Москвы встали предводитель кровных братьев Тулы и эмиссар смоленского князя, а около Сергея Александровича – мы с Жанной. Дальше расположились оборотень-универсал Пашутин и вербэр Адольф Карлович Крафт, обрусевший немец из Воронежа, потомственный колдун Фома Демьянович Куськин и ведьма Алевтина, кокетливо представлявшаяся только по имени. В голове алтаря замерли трое охотников – Юхан Ойнолайнен, Мамед Зейтуллаев и Богдан Дегтяренко, все трое москвичи. Жгучий брюнет с окладистой бородой Зейтуллаев держал на ладонях меч Александра Невского, обломки которого лучшие кузнецы-реставраторы соединили кузнечной сваркой.

– Полночь близится! – провозгласил Амвросий. – Начнем же, братья и сестры! Охотник! Подай мне меч!

Мамед протянул оружие рукоятью вперед над алтарем. Князь принял его и поднял над головой, устремив клинок острием к небу. Свет луны и звезд окутал сталь, будто дымка.

– Я поворачиваю голову и смотрю в глаза Матери, которая родила меня, – хрипловатым голосом начал Фома Демьяныч. – В глаза Девы, которая любит меня…

– В глаза Старухи, которая ведет меня к мудрости, в дружбе и привязанности. Через твой дар природы – о Богиня! – одари нас обилием в нашей нужде… – звонко подхватила Алевтина.

Крафт, бережно развернув тряпицу, подал колдуну бронзовый кинжал с потемневшим от времени волнистым, как у малайского криса, лезвием.

– Алси ку нуши илани мушити, – нараспев прочитал Амвросий.

– Итти куну алси мушитум каллатум каттумтум, – твердо произнес Сергей Александрович Бестужев.

– Они – разрушительные бури и злобные ветры! Злобный вихрь, предвестник гибельной бури! – выкрикнул Никита Прозоровский.

– Они – могучее племя, Древние, предвестники Чумы! – продолжил вампир-туляк.

– Трононосцы Ниннкигаль. – Это были мои слова. – Они – потоп, опустошающий землю!

– Семь Богов Широких Небес! – Голос Жанны дрожал, она стиснула мои пальцы, но не сбилась. – Семь Богов Широкой Земли! Семь Древних – это они!

Воздух над алтарем дрожал и, казалось, уплотнился. Со всех сторон слышалось ровное тихое гудение. Будто миллион шмелей пробудился от зимней спячки и готовился к вылету, но не мог проломить лед, сковавший землю.

– Семь Богов Силы! Семь Злых Богов! Семь Злых Демонов! – продолжил заклинание Николай Пашутин, тонкий и стройный рядом с дородным вербэром.

– Семь Демонов Угнетения! Семеро в Небесах! Семеро на Земле! – поддержал его Адольф Карлович.

Стон прокатился по лесу. Без ветра затрепетали ветви, посыпались вниз осколки льда и со звоном покатились по насту. Пронзительно закричала ночная птица… Или не птица? Откуда она здесь возьмется посреди зимы?

– Утуг хул! – завизжала ведьма.

– Ала хул! – вторил ей колдун.

– Гидим хул! Мулла хул! Маским хул! – поочередно произнесли строгие охотники.

Сгустившийся воздух ударил в щеку, а в следующий миг мне пришлось упираться в землю покрепче. Жанна схватилась за меня уже двумя руками. Ее волосы трепетали, развеваемые вихрем. Смерч сорвал с шеи Прозоровского белое кашне и унес.

– Зи анна канпа! – срывая голос, кричал Амвросий.

– Зи киа канпа! – не отставал Бестужев.

Колдун Фома занес кинжал.

– Зи дингир энлил ла лугал куркур ра ге канпа!

Клинок опустился, перечеркнув черной молнией горло миллионера Пешкина.

Черная при свете звезд кровь ударила толчком, рассыпалась брызгами, которые не долетели до земли, подхваченные тугим смерчем. Облачко кровавой пыли обожгло мои ноздри, рядом напряглась Жанна, еще не слишком обученная управлять собой.

– Зи дингир нинлил ла нин куркур ра ге канпа! – Голос Амвросия грохотал, как летний гром.

– Зи дингир ниниб ибила эшарраге канпа! – напрягая горло, выкрикнул я.

Благодаря живительной влаге, выплескивающейся из умирающего тела Валентина Валентиновича, воздушный вихрь обрел очертания, напоминая опрокинутый кубок, но вместо его донышка возникла черная бездонная дыра, и звезды, россыпь которых мелькнула там, не имели ничего общего с небом нашего мира.

– Зи дингир нинни нин куркур ра ге канпа!

– Зи дингир а нунна дингир галгалла э не канпа!

Возможно, мне показалось, но в тугих канатах ветров промелькнул призрачный силуэт огромного косматого пса с желтыми глазами и хвостом-морковкой. Следом за ним летели уродливые человечки в полосатых чулках, костлявая старуха с одним огромным глазом, существо, напоминающее разжиревшего кота, но с человеческим лицом, комок спутанной шерсти с распахнутой клыкастой пастью, одетые в зеленые кафтанчики крысы, морщинистые карлики и горбатый одноногий призрак, загребающий воздух широченной босой ступней.

– Зи дингер анна канпа!

– Зи дингир киа канпа!

Сонмище фейри отчаянно сопротивлялось. Их мерзкие мордочки и перекошенные от ярости лица оборачивались к нам, рты беззвучно открывались, исторгая то ли мольбы, то ли проклятия, тела корчились, словно в огне. Но неумолимый, призванный древним заклятием, сдобренный кровью, поддерживаемый волшбой вихрь тащил их, по одному выбрасывая из нашего мира.

«Прочь! – думал я. – Прочь, идите „do djabla“. И оставайтесь там навеки…»