Лора Андронова - Подняться на башню
— Сто, — счастливо прошептал он, — десять раз по десять. Пять раз по двадцать. Неужели действительно так много? — Лекарь уже почти забыл о существовании незнакомца, полностью погрузившись в раздумья.
— Да! — благосклонно кивнул наблюдавший за ним юноша. — За это вас ждет награда!
Уно встрепенулся. Мысль о награде — возможно, даже денежной — показалась ему очень приятной.
«Куплю Лёле новое ожерелье, себе — тот древний манускрипт о свойствах драконьей крови, — замечтался он, — и еще…»
— За это вам полагается самая лучшая, самая высокая в мире награда — избавление от всех тягот и забот земного существования. — Юноша обаятельнейше улыбнулся. — Смерть.
Уно неуверенно посмотрел на собеседника. Тот буквально исходил счастьем.
— Да, простите, уважаемый. Дабы не вышло никаких недоразумений, разрешите отрекомендоваться. Я — старший слуга Ристага Мрачного, Хозяина Подземелий, Встречающего Ушедших.
Лекарь открыл рот и со свистом втянул в себя воздух. В глазах Ания было что-то такое, что заставляло верить ему безоговорочно. Полоса орнамента на запястье будто бы ожила, стягивая кожу холодком.
— Мой господин, — вновь заговорил слуга Ристага, так и не дождавшись ответа, — очень обеспокоен сложившейся ситуацией. Я бы даже сказал, он вне себя.
— П-почему? — запинаясь, пробормотал Уно.
— Подумайте сами, достойнейший лекарь Фрикс. Вам всего лишь… — Юноша сверился со своими счетами. — Двадцать лет. И за этот весьма ничтожный, смею заметить! — срок вы спасли своим врачебным мастерством сто жизней. А ведь самостоятельно практикуете едва три года. Чуете, куда я клоню?
Уно помотал головой:
— Как я, жалкий человечек, смог обеспокоить Великого Ристага?
Аний укоризненно посмотрел на лекаря, словно пытаясь понять, действительно ли его собеседник настолько глуп или только изображает непонимание.
— Хорошо. Начну издалека. Да будет вам известно, Ристаг Мрачный является единоличным владыкой и повелителем мира мертвых. Ежедневно, ежечасно тысячи воронов приносят души усопших в его царство. Каждую минуту кто-то рождается. Каждую минуту кто-то умирает. И великая гармония в том есть! — Чарующий голос Ания зазвучал строго и торжественно. — Если же она нарушается по умыслу злому или по неведению — надлежит ее восстановить не мешкая!
Румяный пухлый юноша, казалось, стал выше ростом, золотые локоны в свете заходящего солнца приобрели грозный алый оттенок.
— Будущее открыто богам. Они не читают его, как развернутый свиток, но видят, как можно видеть синее небо в облачный день. Ведомо, что избыток живых приведет к неисчислимым бедам в отдаленном грядущем, потому нельзя допустить, чтобы люди размножались, как мыши. Вашими стараниями было спасено сто жизней за неполных три года. Сто живых, которые должны были умереть, родят детей. Их Дети тоже будут иметь детей…
Аний помолчал, в упор разглядывая притихшего Уно. Тот нервно ерошил свои короткие кудрявые волосы. Лукавые карие глаза лекаря испуганно округлились, на щеках выступили красные пятна.
— А ведь ваше мастерство растет, Уно. Вы будете вылечивать все больше и больше людей, и гармония будет нарушаться все сильнее и сильнее. Сегодня вы вплотную подошли к границе, спася от верной смерти разбойника Тилони, и я явился предупредить вас. — Он коснулся руки Уно. — Остановитесь. Или я — по поручению господина моего, Великого Ристага, — вынужден буду кое-что предпринять.
Лекарь поднял голову.
— Предпринять что? — спросил он.
Не отвечая, Аний равнодушно зевнул и посмотрел в сторону. Потом встретился с Уно глазами и слегка усмехнулся.
— Вы меня убьете? — прямо спросил лекарь.
— И это тоже, — согласился посланник Ристага.
Уно откинулся на скамейке. На языке вертелись тысячи слов, возгласов и вопросов.
— Что я должен делать?
— Скорее чего вы должны не делать, — поправил его Аний. — Не беритесь за безнадежные случаи.
— Но…
— Да, на них вы оттачиваете свое мастерство, совершенствуете лекарства, приемы. Не надо. Лечите простуды, неострые воспаления, вывихи, неопасные переломы. Насморк. Ушибы. Расстройства. Колики. Все просто. Не лезьте туда, где все предрешено. Не изменяйте того, что предначертано. Не спасайте жизни.
Перед глазами Уно заплясали черные искры. Стих доносившийся с улицы шум, В неестественной тишине Аний закончил:
— Или Ристаг заберет вашу.
Уно вздрогнул.
— И вашего сына.
Черные искры собрались в рой, поплыли, залепляя, закрывая солнце. Стало темно, и в этой жуткой, ненастоящей темноте мир покачнулся и беззвучно полетел вниз, в бездну.
Сперва Лёля радовалась переменам, произошедшим в муже, и объясняла их воздействием последней ссоры. Большую часть времени Уно проводил дома. Он поздно вставал и рано ложился, ел медленно — со вкусом и расстановкой, никуда не спешил — много времени проводил с Нои.
Его перестала интересовать лечебница, всеми делами занимались наемные помощники. Он не работал в лаборатории, не производил опытов, не оперировал, только изредка выезжал к больным.
Проходили недели, и Уно становился все более вялым. Его взгляд сделался тусклым, равнодушным, лицо — одутловатым и бледным. На все расспросы он отвечал, что чувствует себя хорошо, но особого желания заниматься медициной не испытывает.
Однажды, за завтраком, во время которого Уно не проронил ни слова, Лёля не выдержала.
— А пора очередного осмотра в «Осинушке» еще не пришла? — небрежно поинтересовалась она.
Ее муж пожал плечами.
— По-моему, ты давно там не был.
— Наверное, — не стал спорить он.
— Или сходил бы к тому купцу, помнишь? С височными болями? — продолжала уговаривать Лёля.
Уно безразлично кивнул:
— Схожу.
А к госпоже Нуклер? Ты же говорил, болезнь у нее развивается медленно, но…
— Нет.
— Что значит нет?
— Битль сходит.
— Ты же собирался взять ее в лечебницу, испробовать что-то.
Пальцы Уно стиснули пряжку пояса.
— Я передумал.
— То есть как — передумал?
— Передумал.
— Но она же умрет?
Лекарь молчал.
— Или не умрет? — неуверенно переспросила Лёля. — Может, и не умрет.
— Почему ты не хочешь?
— Не хочу что?
— Не хочешь хотя бы попробовать!
Уно опустил глаза, разглядывая запястье левой руки. Полоса орнамента — подарок Ания — сильно поблекла и была почти неразличима, но лекарь отчетливо видел каждый виток, каждую причудливую деталь узора.
— Нет.
— Но…
— Я же сказал — нет. Нечего там пробовать.