Алина Лис - Школа гейш
А с другой стороны, монах определенно был своим парнем. Все понимал, имел удивительно верные суждения о жизни, и рушить создавшуюся душевную атмосферу как-то не хотелось.
Да и протухли уже все старые тайны, как позапрошлогодний засол рыбы.
— Ик… Люди сёгуна тогда обшаривали все порты. Искали как раз бабу с дитем. Говорили, мол, заговорщица. Убийца. Только нешто я дурак? Какая баба полезет в заговор, особенно если у нее дите? Совсем ма-а-ахонькая девочка. — Хидео свел пальцы вместе, показывая размер девочки, и умилился. Получалось, что «дите» размером чуть превышало сливу.
— Мы собирались в Самхан за шелком, — бывший контрабандист пьяно захихикал, — и подбросили их до Рю-Госо. У самурая там была родня. Ма-а-аменька.
Глаза неумолимо слипались, и голова вдруг стала неподъемно тяжелой. Хидео опустил голову на руки. Сон заливал его, укрывал с головой. Темный, как воды великого океана…
— Эй, — кто-то потряс его за плечо, вырывая из сладкой дремы. — А фамилия у самурая была?
— Не помню, — пробормотал он сквозь толщу сна.
— Ну хоть деревня-то как называлась? Где маменька евойная проживала?
— Бакоромоно… ик… запомнил, смешно…
— Эй!
Монах еще раз потряс престарелого контрабандиста за плечо. Тот отозвался руладами храпа. Смачные раскаты заполнили помещение, от них задрожали окна, затряслись глиняные чаши на низеньком столике.
— М-да… Кажется, я перестарался. — Толстяк расстроенно поскреб себя между лопатками. Выбившийся из-под одеяния хвост огорченно поник, но тут же встрепенулся и устремился вверх, а сам монах повеселел с видом человека, который не в состоянии хранить печальное выражение лица дольше пары минут. — Ай, ладно! Дорога моя все равно домой, на Рю-Госо. Только повидаю на прощанье девочку!
Глава 11
СМЯТЫЕ ЦВЕТЫ
Цветы в волосах. Кимоно — бледно-голубое, как небеса, расписанное облаками и парящими журавлями. На лице косметики совсем чуть-чуть, Акио Такухати не любит сильно намазанных девиц.
Горячая вода в офуро. Фрукты, закуски и саке на столе.
Футон, застеленный шелковым бельем.
Все ждало гостя. А тот все не шел. Уже второй час.
Не в силах сдержать нетерпение, Мия то вскакивала и принималась кружить по крохотной комнатке, то снова опускалась на пол. В голове стоял какой-то сумбур. Она одновременно и содрогалась, вспоминая все, что случилось в купальне парой часов раньше, и радовалась, что «матушка» не пустила ее в общий зал, и переживала, что Дайхиро придет, а Мии нет. И понятно, что он не пропадет, тануки нигде не пропадет, уж тем более в окружении женщин. Но ведь волноваться будет!
Но над всеми этими чувствами властвовало щекочущее нетерпение. Возбуждение, в котором девушка пребывала после слов госпожи Хасу, только усиливалось от окружающей обстановки. И Мия снова вскакивала, прижимала ледяные ладони к пылающим щекам и вспоминала ту ночь. Их ночь.
Как хорошо, что Акио больше не сердится на нее! Она извинится перед ним так, как только может. Попросит прощения, объяснит все! Он поймет…
А потом… может, потом он захочет Мию. И все будет так же упоительно-сладко, как было в первый раз.
Она вспоминала его тело, низкий рычащий голос, синее пламя в глазах и ощущала, как ноги становятся ватными, а низ живота наливается тяжестью.
«Я хочу его! — Осознав это, девушка остановилась резко, будто налетела на стенку. — Хочу принадлежать ему!»
Почему нет?
Было бы ложью сказать, что Акио Такухати никогда не привлекал ее. Привлекал, и еще как.
Но его властность и жесткость отпугивали куда сильнее. Акио словно требовал полного подчинения, бездумного растворения. Подавлял, навязывал свои желания…
Но если его желания и желания Мии совпадают, то отчего не покориться?
Она уже познала это. Легкость и радость покорности, удовольствие от следования за его желаниями. Разве это плохо — довериться кому-то целиком?
И снова ее сумбурные размышления прерывались воспоминаниями, от которых по телу шла чувственная дрожь.
Госпожа Хасу сказала, что он может и не прийти. Но пусть бы пришел! Как будет хорошо, если придет!
Дверь с грохотом отъехала в сторону. Мия с тайным трепетом повернулась к возникшему на пороге самураю.
— Господин Такухати! Я так рада вас видеть…
— Заткнись, — перебил ее Акио, задвигая за собой дверь.
Он говорил тяжело и отрывисто, сквозь зубы, а синее пламя в его глазах показалось ей колючим и холодным, как свет далеких звезд.
— Господин, я…
— Я сказал — заткнись!
Он одним рывком пересек комнату, навис над девушкой, притискивая ее к стенке. Широкая ладонь шлепнула по губам, загоняя обратно все несказанные Мией слова оправданий и извинений.
— Хорошая шлюха должна молчать, слушаться и делать то, что ей велят. Ты будешь сегодня хорошей шлюхой, Ми-я?
Мия застыла от страха и обиды, глядя на него снизу вверх расширенными зрачками. Таким она Акио еще не видела. Таким он пугал ее.
Казалось, от генерала исходили волны арктического холода. Но это было не завораживающее спокойствие заснеженной пустыни, а дикая ярость северного шторма. Покрасневшие словно от недосыпа глаза, искаженное лицо, сведенные судорогой мышцы…
— Ну? — Он тряхнул ее, как тряпичную куклу. — Будешь?
Она кивнула. Спорить сейчас с Акио Такухати осмелился бы только полный безумец.
Он наклонился ниже, вдыхая ее запах. Мия стояла, не осмеливалась шевельнуться или пискнуть.
Акио рванул кимоно, и ткань жалобно затрещала.
— Не надо! Пожалуйста!
О пресветлая Аматэрасу, оно же стоит безумных денег! Год работы гейшей, а то и больше!
— Господин! Пожалуйста, не надо! Я сама разденусь.
Трясущимися пальцами она развязала пояс и почувствовала, как мужские руки задрали нижнюю сорочку и зашарили по ее телу. Ногой Акио раздвинул ее колени. Стиснул до синяков ягодицы, вдавливая девушку в свое тело. Болезненный укус чуть выше ключицы заставил ее вскрикнуть.
«Если мужчина зол, никогда не пытайтесь спорить с ним, — зазвучал в голове голос наставницы Оикавы. — Подчинитесь, покажите, что принимаете его таким. Сила женщины в умении быть покорной».
Она постаралась расслабиться, сама потянулась навстречу, ища его губы, и почувствовала, как пальцы бесцеремонно вторгаются в ее тело.
— Ты мокрая, Ми-я. Нравится, когда с тобой не церемонятся?
Мия покраснела от злости и унижения. Она действительно была возбуждена из-за длительного ожидания и воспоминаний о ночи мидзуагэ.
— Я не такая! — простонала она, позабыв о своем намерении не спорить и быть покорной.
