Память льда - Эриксон Стивен
— Моей сестре неведомо сострадание, — заметил первый меч.
О чем брат и сестра говорили до внезапного появления древнего бога? Ток тщетно напрягал память, пытаясь вспомнить это.
— Брат Онос, жаль, что ты до сих пор не понял: все вокруг изменилось, — произнесла Килава, медленно выговаривая каждое слово. Она еще раз посмотрела на Тока и улыбнулась, только теперь ее улыбка была грустной. — Я ухожу.
— Килава, погоди. — Тлен подошел к ней — оживший труп рядом с живой, полной сил женщиной. — Ритуал разлучил тебя с сородичами и разорвал кровные узы. Быть может, Второе Слияние…
Ее лицо смягчилось.
— Дорогой брат, тому, кто позвал вас, нет до меня дела. Вину за мое давнее преступление искупить невозможно. Скажу больше: Второе Слияние окажется совсем не таким, каким вы его представляете. Но все равно… спасибо тебе, Онос Т’лэнн, за добрые намерения.
— Я сказал… что мы всегда шли… разными путями, — прошептал т’лан имасс. Каждое слово давалось ему с заметным трудом. — Я был сердит на тебя. Но это старый гнев, Килава.
— Да, это давнишний гнев. Но ты был прав. Мы с тобой никогда не могли найти общий язык. Прошлое и сейчас наступает нам на пятки. Быть может, однажды мы все же сумеем исцелить наши общие раны. Эта встреча дала мне… надежду.
Она погладила волчицу по голове, а затем повернулась и растворилась в сумерках.
Ток долго смотрел в сумеречную даль, поглотившую Килаву.
Скрип костей заставил малазанца обернуться… Тлен стоял на коленях, опустив голову. Вряд ли из глаз нежити могут литься слезы, однако…
Юноша нерешительно приблизился к т’лан имассу:
— В твоих словах, Тлен, я услышал неправду.
У него за спиной послышался свист рассекаемого мечами воздуха. Малазанец обернулся. На него надвигались Сену и Туруль.
Тлен махнул им рукой:
— Спрячьте оружие, сегулехи. Меня невозможно оскорбить, даже если это пытается сделать тот, кого я привык считать своим другом.
— Это не оскорбление, а наблюдение, — спокойно возразил Ток-младший, вновь поворачиваясь к т’лан имассу. — Как ты назвал тот обряд? Разрыв кровных уз? — Он опустил руку Тлену на плечо. — Так вот, мне предельно ясно: разорвать их не получилось. Узы сохраняются и поныне. Быть может, это тебя утешит, Онос Т’лэнн.
Т’лан имасс поднял голову. Низко нахлобученный шлем совсем скрыл его глаза.
«Боги, вот я смотрю на него и ничего не вижу. А что, интересно, сейчас видит он сам?»
Ток-младший напряженно подыскивал слова, но так и не нашел подходящих. Потом молча протянул т’лан имассу руку.
К его удивлению, Тлен принял ее. Малазанец помог неупокоенному воину встать и едва не рухнул сам.
«Никогда бы не подумал, что мешок с костями может быть таким тяжелым!»
— Эй, Каменный Меч и Каменная Стрела, поторопитесь. Ужин ждет вас, — раздался за спиной чеканный голос Сену.
«Худ меня побери! Ну и вечер нынче выдался! Мало того, что я сохранил дружбу с т’лан имассом. Похоже, что и сегулех удостоил меня своим признанием».
— Я близко знал только двух смертных людей, — сказал Тлен. — Оба недооценивали себя. Для первой это закончилось очень печально. Сегодня, друг Арал Фаиль, я поведаю тебе о падении адъюнктессы Лорн.
— И мне, конечно, предстоит извлечь из этой истории мораль? — иронически хмыкнул Ток.
— Непременно.
— А я-то собирался перед сном поиграть с Сену и Турулем в кости.
— Иди ужинать, Каменная Стрела! — сурово приказал Сену.
«Кажется, я перегнул палку. Впредь надо будет учесть, что сегулехи не терпят фамильярности».
Сточные канавы были полны крови. Сверху она успела покрыться твердой пыльной коркой, под которой словно бы продолжала жить и дышать: там, где ее дыхание прорывало преграду, виднелись темно-красные вязкие лужицы. Кровь залила булыжники мостовых. Было видно, что земля просто-напросто не в состоянии впитать ее всю. Кровавые ручьи (теперь уже высохшие) текли по улочкам вниз, к мутным, илистым водам бухты.
Уцелевших в Низинах не осталось. Еще на подходе к городу госпожу Зависть встретили пепелища погребальных костров. Тридцать тысяч жителей: их уничтожили всех до единого.
Гарат вбежал под арку городских ворот и исчез. Его хозяйка не спеша шла следом. Торопиться ей было некуда.
Когда-то Низины услаждали взор и очаровывали душу каждого, кто попадал сюда впервые. Такие города любят воспевать поэты: куполообразные, отливающие медью крыши, минареты, живописные кривые улочки. Балконы домов утопали в цветах. Тенистые сады поражали множеством диковинных растений, привезенных сюда издалека…
Госпожа Зависть шла по главной улице. Под ногами хрустели пожухлые, высохшие листья. Такие же сероватые и бурые стебли перевешивались через балконные решетки.
Низины жили за счет торговли и считались настоящим раем для купцов. Гавань и сейчас пестрела застывшими мачтами кораблей. Но эти суда никогда уже не выйдут в море. Их пробитые трюмы были полны воды, а сами они успели врасти в придонный ил.
Когда же это случилось? Дней десять назад, не больше.
«Худ небось просто обезумел от такого щедрого подарка, — усмехнувшись, подумала госпожа Зависть. — Но ты рано обрадовался, любезный. Бойня в Низинах — предвестье большой беды, которая затронет и твое царство тоже».
Гарат хорошо знал дорогу. Он безошибочно сворачивал с одной улицы на другую. Наконец пес нырнул в неприметный переулок. Там почти не осталось булыжников. Ноги утопали в грудах мусора, который не убирали здесь годами. Гарат остановился возле маленькой покосившейся хибары. Дом этот ничем не отличался от множества таких же лачуг в бедной части города. Вернее, почти ничем, ибо он стоял на старинном фундаменте, камни которого были обтесаны тщательно и с изяществом. Госпожа Зависть толкнула перекошенную дверь.
Единственная комната с толстым дощатым полом, покрытым грязными камышовыми подстилками. Скудная мебель, очаг с бронзовой подставкой для утвари. Тошнотворный запах гниющей пищи. Посередине помещения валялась опрокинутая игрушечная повозка, у которой не хватало двух колес.
Гарат, поскуливая, закружился на одном месте. Его хозяйка подошла и откинула подстилки. Никакого люка под ними не оказалось. Обитатели дома даже не подозревали о существовании подземелья. Госпожа Зависть открыла свой магический Путь, провела рукой по доскам. Посыпалась древесная труха, и в полу возникла большая дыра. Из темноты потянуло влажным солоноватым воздухом.
Гарат подполз к самому краю, затем прыгнул в дыру. Вскоре он уже царапал когтями каменное дно. Поморщившись, женщина последовала за псом.
Ни лестницы, ни даже перил тут не было. Ей пришлось снова воспользоваться магией, чтобы плавно опуститься вниз…
Когда ее глаза привыкли к темноте, госпожа Зависть огляделась и принюхалась. Храм был невелик и успел уже порядком зарасти грязью. Когда-то над головой нависал низкий потолок, но его балки давно сгнили. Ни алтаря, ни даже алтарного камня здесь не было. Впрочем, этому Взошедшему они и не требовались: для него подобную функцию выполнял весь каменный пол.
«Как в давние времена, когда кровь лилась не ручьями, а реками…»
Гарат разлегся на полу, готовый уснуть.
— Теперь я понимаю, что побудило тебя вспомнить про этот храм. Вся пролитая в Низинах кровь текла сюда, к твоему алтарю. Честно сказать, мне больше по нраву твоя обитель в Даруджистане. Там я чувствую, что нахожусь в святилище. А здесь…
Она не договорила, презрительно сморщив нос.
Пес тихонько посапывал.
«Добро пожаловать, госпожа Зависть».
— Ты так отчаянно звал меня, К’рул. Кстати, произошедшее наверху — это дело рук Матери и ее охотников? Если так, то мое присутствие здесь излишне. Я прекрасно знаю, что они никогда и никого не оставляют в живых.
«Не горячись, госпожа Зависть. Увечный Бог скован цепями, но сковать его мысли невозможно. Даже в столь жалком состоянии он продолжает свои игры. И, должен признать, делает это мастерски. Он заставляет нас видеть то, что выгодно ему. Он одинаково жестоко обращается как с врагами, так и со своими неразумными прислужниками. Взять хоть того же Паннионского Провидца… Кстати, Низины погубили пришельцы с моря. Их флот вынесло из магического Пути. Безжалостные убийцы с холодными глазами. Они не нашли здесь тех, кого искали. И теперь плывут дальше по океанским просторам».