Степан Кайманов - Практическая антимагия
Магиата расступилась, и я наконец-то увидел Лилю. Она, как и прежде, раскинув ручки, висела невысоко над землей, и, как прежде, питала колдовством некромагов. Нити, правда, стали заметно тоньше, чем раньше, но я все равно видел их ясно. Мне не составила труда оборвать каждую. Конечно, можно было просто забыть про удирающих некромагов, но месть, злорадно хихикая, предложила иное.
Немного усилий, и сверкающие нити обвили мои руки. По одним я пустил лед, по другим – пламя. Вскоре далеко от нас тишину разбили предсмертные крики. С некромагами было покончено.
Оставалось избавить Лилю от магиаты и заклинаний, которыми ее наполнил урод по имени Узуйкам.
Пришлось попотеть, чтобы развеять плотное облако магиаты. Лиля крепко держала его вокруг себя. Но, к счастью, по-прежнему не могла управлять ни магиатой, ни магией. В отличие от своего отца. Пышущее жаром облако сопротивлялось, но продолжало стремительно раздуваться, и в конце концов лопнуло, как огромный пузырь от шорка. Чтобы клочки магиаты не липли к Лиле, не тревожили ее снова, я отогнал их подальше от нас, кое-что поглотил сам. В лесу словно разбилась радуга. На много-много мелких кусочков.
Лиля упала мне на руки, и сердце защемило. Но это была приятная боль. Глаза дочери были закрыты, волосы местами поседели, на шее синяками и ссадинами тянулся след от рабского ошейника, по коже без остановки текли струйки пота, но дышала она ровно, как будто и не кормила последние несколько часов тридцать некромагов. Внутри нее…
Дочь светилась магией. Причем разной магией. Сжатые смертоносные заклинания смешались с безобидной магиатой, и вся эта смесь кружилась разноцветным водоворотом в детском теле. Магии было много. Она бежала по венам, густыми струйками текла изо рта и выступала с испариной.
На глаза навернулись слезы. Надеюсь, прежде чем Узуйкам подохнет, Арцис Храбрый будет пытать его так же долго, как Джен-Дала. С удовольствием посмотрел бы на это представление и, не скрою, с куда большим удовольствием заменил бы палача.
Держать Лилю было тяжко. Меня бросало то в жар, то в холод. Мне вдруг хотелось то рассмеяться, то повеситься. Сила, заключенная в дочери, пыталась испугать меня, играя с моим сознанием. Заклинания словно бы жили в худом тельце сами по себе.
Кошмар. Мне, антимагу, становилось дурно рядом с ней. Простой человек в присутствии дочери и вовсе лишился бы чувств или жизни. Языки кроваво-красного пламени, осколки ослепительно-прозрачного льда, буйные ветры и еще десятка два заклинаний сплелись в один пугающий разноцветный клубок. Да так сильно, что было непонятно, где начинается одно заклинание и заканчивается другое. Светлое Небо, даже я не смог бы поглотить столько магии и магиаты! Чего там, издох бы и от половины этой силы, если не от третьей части.
Магия была настолько сочной, что не было нужды закрывать глаза перед тем, как начать распутывать колдовской клубок. Вот она – вся передо мной. Яркая, могущественная и знакомая. Способная напоить несколько сотен колдунов до безумия.
Я разорвал Лилину хламиду до груди, чтобы одежка не полыхнула, и потихоньку потянул колдовство, заодно пытаясь его распутать. Спешить было нельзя, несмотря на заливающий глаза пот и прошибающий до мозга костей холод. Неизвестно, что случится с дочерью, выйди все колдовство разом.
Попав в тело дочери, магия и магиата изменились. Разума не обрели, но обзавелись кое-какими инстинктами. Стоило вытянуть немного колдовства, как его яркие разноцветные частицы попытались вернуться в тело. Нет, мои дорогие, теперь это не ваш дом, и я надеюсь, больше никогда им не будет. Лиля – человек, а не бочонок для хранения всякой мерзости.
Против меня колдовство было бессильно. Я без труда извлекал магию и невзирая на отчаянное сопротивление так же легко гнал ее подальше от дочери. В лесную глушь, где колдовство либо исчезало, либо яркими пятнами качалось в воздухе. Вернуться назад ему не хватало сил.
Да, мне бы сейчас тоже силы не помешали, чтобы вытерпеть это колдовское испытание.
Шагах в тридцати от нас творилось невиданное по красоте магическое представление. Точно колдуны всех известных школ, причем лучшие представители, соревновались друг с другом в могуществе. Звонко бились разноцветные молнии, с треском рассыпались на искры огненно-алые шары, а также лопалась, вздымалась и сотрясалась земля, подбрасывая клочья травы. Вытянутые из дочери заклинания отражались от моей потной ладони, как лучи света от зеркала, и тотчас отправлялись в последний путь. Пришлось погубить несколько деревьев.
Я с сожалением глядел, как впустую тратится сочная магия, как бесследно растворяется в воздухе яркая магиата. Но больше мне ничего не оставалось: сам я уже давно был набит ею до тошноты.
Клубок начинал распутываться. К счастью, Лиля была всего лишь человеком, и, что бы там ни говорили маги, колдовство в ней постепенно заканчивалось. Остатки измененной магии и вовсе секунду назад раскололи синей молнией полыхающее дерево. В теле лишь сверкала магиата. Ну да ненадолго. С ней столько возни, как с заклинаниями, не будет…
Когда последняя капля магиаты вышла из Лили, я обомлел и на какое-то время застыл со счастливой улыбкой. Радости и без того хватало, и вдруг такое…
Глубоко в ее сердце горел крошечный огонек – именно тот магический огонек, который я подарил ей три года назад, чтобы всегда знать, где она находится. И эта капля магии, подрагивающая в детском сердце, поразила меня сильнее, чем все выпущенное колдовство. Невероятно, все эти три проклятых года она берегла его, а значит, помнила его прежнего хозяина. Помнила отца.
«Ну и дубина! – упрекнул я себя. – Сижу тут посреди леса, мечтаю. А Лиля наверняка голодна. Вон какая худенькая. И какая слабенькая. Так и не проснулась, несмотря на все мои фокусы. Думаю, на кухне найдется что-нибудь вкусненькое»…
Я с трудом поднялся – ноги затекли – и понес дочь к замку. Потный, измотанный и безмерно счастливый. Мне хотелось ее разбудить, посмотреть в знакомые глазки и задать столько вопросов, но смердящая и заваленная трупами округа была не самым подходящим местом для нашей долгожданной встречи. Пусть пока спит. Вот приду в замок, положу ее на мягкую кровать в своей комнате, тогда и разбужу. Сперва, правда, сбегаю на кухню. Надеюсь, Эрик не все съел.
На краю леса Лиля меня остановила. Она приоткрыла глаза, улыбнулась, увидев мое лицо, и снова уснула. Спи, спи, мой котенок. Я поглядел на западную стену, откуда сбрасывали трупы. Тебе лучше этого не видеть.
Стоило мне выйти из леса, как на стене задергались два белых пятна: Эрик и Буверт были живы и приветствовали своего учителя. В тишине загремели щиты, раздались радостные крики. Солдаты ликовали.
