В. Бирюк - Буратино
Только я не телок. И даже не молодой шахтёр. Но все равно... Может её... пока не началось? Пока еще живая? Нет уж. Не мой тип - не модель, отнюдь. Под рубахой явный перевес. Или беременная она? Это для местных - "лучше больше... да больше". А я - гармонию ищу. И вообще, Марьяша как похудела - куда на мой взгляд приятнее.
-- А давайте поиграем. Я такую игру интересную знаю. Как раз когда мужики и бабы вместе собрались. Но друг друга мало знают. Называется не по нашему: "брудершафт мит тод".
-- Игру? Ой как интересно. Вот выпьем и покажешь.
-- Не. Сначала поиграем. Там по ходу дела как раз и надо будет выпить. Значится так, все кружки ставим вот сюда, на край. Полные? Это хорошо. Бабы все становятся вот к этой стенке. На колени лицом к стене. Нас-то запомнили как кого звать? Марьяша, ты туда не становись, ты и так всех нас знаешь. Теперь бабы задирают подолы на голову. А вы что подумали? Я же сказал: игра интересная. Вы становитесь, нас не видите, не слышите. А мы вас по очереди... Любим. Каждая должна угадать кто в неё сейчас всунул. Если угадала - пьёт кружку бражки. Если нет - пьёт мужик. Кто последний остался на ногах стоять - тот победитель. Понятно? Ну тогда становитесь правильно и рубахи задирайте. И не подглядывать.
Одна, было, дёрнулась. Игра ей, вишь, не понравилась. Да куда же ты против соседок-общиннок. Русская община называется "мир". Куда ж ты одна против всего мира? На неё знахарка шикнула.
Ещё две явно в положении - месяц пятый-шестой. Несколько заволновались. Ну бабоньки - это вы по мою душу пришли, хитростью хотели меня взять. Только я - хитрее. Пока дамы устраивались, знахарка как-то отвлеклась, я Ивашке успел на вязки показать. У Николая и челюсть отпала. Но смолчал, а Марьяша попыталась сказать что-то - едва успел по губам хлопнуть.
-- Для чистоты эксперимента... Ну чтоб не подглядывали и руками трогать не вздумали - Ивашко, свяжи красавицам ручки.
-- Да не, да не надо, да мы и так...
А я подгоняю, бабульку послал по столу воронку искать, а зачем - после скажу. Остальным головы морочу, рассказываю какие могут быть всякие варианты в этой игре, всякие придуманные правила-ограничения. Только Ивашка закончил упаковку игруний - бабулька заменитель воронки принесла. Знакомец мой - светец. Но не глиняный, как у Юльки в доме был, а кованный. Ручка трубкой, с стороны супонесущей части - горло широкое. Ну и на. Опрокинул бабульку на стол, благо она к старости усохла, дрючком на горло. Бьётся, однако. Вырывается. Тут Марьяша подскочила - руки держать. Николай с Ивашкой лавку подхватили - баб увязанных к стене подпёрли. Чтоб не расползались пока. А я бабульке ручку светеца - в горло. И из полной кружки тонкой струйкой прямо в желудок. Вы "кишку" глотали? При гастроскопии, например? Она же - эзофагогастродуоденоскопия. Острые, запоминающиеся впечатления. А если "кишка" хоть и короткая, но кованная?
Пол-кружки влил, пока отдышаться пыталась - перевернул, по Ивашкиной методе локотки связал, со стола сшиб, в уголок отволок. Следующая. Этих и на стол не затаскивали. Вытащили из-под лавки, голову запрокинули, светец, бражки в горло, в угол. Бабы орут, рвутся, одна брюхатая резвая оказалась. Развязалась - попыталась уползти-убежать. Николай ей ногу подставил. Она с маху брюхом об край стола. Мы ей бражку заливаем, а она рожать собралась. Залили, вязки завязали, в угол. Ещё одна ухитрилась Ивашку за ногу укусить. Тот с маху и ответил - зубы передние бабе выкрошил. Все равно - залили, в угол. Николая в коленку лягнули - он ноет, хромает. Он ноет, но держит. Залили, в угол. А Марьяша веселится. Вот она женская солидарность. Ну еще бы, тут какие-то лярвы её мужиков обхаживали, а теперь мы их всех - в угол.
Едва всех обслужили - бабульку уже проняло. От света отворачивается, сама жаром горит, лицо опухло. Бред пошёл в голос. Пришлось еще всем и затычки поставить. На бражко-приемные отверстия. Чтобы не шумели. Пол-жбанчика этого ведёрного еще осталось. А ведро на Святой Руси не десять, как в моей России, а двенадцать литров. Ну и не пропадать же добру. Собрали из снеди приготовленной - мало ли куда они еще эту белладонну напихали, отнесли сидельцам в погреб во дворе. Дескать, пока мы там с вашими жёнами веселимся - и вам не скучать. Приняли. Сперва там один начал слова матерные говорить. Но дед оборвал и поблагодарил.
Ночь глухая, но... какой тут сон. Вытащили лист железный, начали на нем гренки делать. Сухари в дорогу. Из шашки моей - шампур. Мясо бы вымочить сперва... Ага. А в приправе не та ли травка? Телеги так и так придётся бросать. Что из барахла можно оставить, во вьюки не грузить? Из чего эти вьюки делать? Что надо с собой взять у местных?
Ещё светать не начало - заявляется эта парочка, Могутка с сестрой. Вошли в ворота и встали столбиками. Будто привидение увидели. А у Могута ни коней в поводу, ни мешков под вьюки. Только сума на плече. Тоже в курсе. Пришли нас - упокойничков обдирать.
-- Что встали, люди добрые? Проходите, мясцом горячим угощу. А ты, Могут, за спиной-то топор не ищи - тут он тебе ненадобен. Проще скажу - опасен для жизни. Твоей.
Подошли, присели на брёвнышко у костра. Баба первая начала:
-- А где... остальные-то где? Наши-то?
-- А вот. Напились ваши вашей же бражки. Теперь лежат-отдыхают. Бабы в доме, мужики в погребе. Что ж ты не сказала, красавица, какой нас бражкой поить собрались соседи твои, сородичи? Как бы я тебя не отпустил вот его собирать - и ты там бы лежала.
Баба только концы платка в рот сунула и руками зажала. Могут, было, снова руку за спину к топору - я ему шампур в форме шашки к лицу.
-- Попробуй горяченького. Хороший поросёнок был.
Сидят, молчат. Шашлыком моим брезгают. Баба снова первая ожила:
-- Всех? И баб, и мужиков?
-- Всех. Мы уйдём - посмотришь.
-- Ты... ты всю весь нашу, весь род мой... мужа моего единственного...
-- Не весь, не гневи бога. Ты жива. Он вот - тоже. Ещё пара мужиков, нами битых, по избам лежат. Пожалуй, и еще бабы есть, кроме тебя. Надо бы выжечь. Чтоб и следа от вашего рода не сталось. Но мне проводник нужен. Вот он. Если он дёрнется - я сюда вернусь. И тогда... Сами же сказали - зверь лютый. Иди, Могутка, собирайся.
Так же молча встали и пошли. Она только у ворот запнулась, чуть не упала, он её под руку подхватил. Ушли. Как бы этот охотник нам здесь "дуэль по- американски" не устроил. Без всех правил кроме одного: "убей". Своих кликнул. Марьяшу что-то в сон тянет, а мужики-то ничего еще - бодренькие. Послал их по дворам пройтись. Коней взять, может еще чего, что стоит во вьюк положить. Вроде есть такая штука - вьючное седло. А какое оно? Хоть бы посмотреть на эту невидаль.
Собирались мы долго и тяжело. Николай из обхода изб вернулся весь аж кипящий: нашёл иконку нагрудную своего сотоварища давнего. Тоже купчик смоленский был. И сгинул где-то в торговом походе. А иконка его здесь всплыла. Кому "гость в дом - бог в дом". И защитить - даже ценой двоих своих дочерей, "мужчину еще не познавших". Как Лот. Потому и вывели его живым из города Содома. Перед дождем. Соляным и огненным.
