Денис Чекалов - Между двух войн
Клинки встретились.
Облако золотых искр поднялось над съехавшимися всадниками. Так взвешенные частички воды создают радугу над водопадом.
Долю секунды враги смотрели в лицо друг другу; потом горячие скакуны развели их, несясь в противоположные углы площади.
Бланко не ожидал, что удар демонессы окажется таким сильным. На пять или шесть секунд его кисть онемела. Доррос выронил бы свое оружие, если бы долгие годы выучки не заставили пальцы смыкаться тугим капканом.
Наемник понял, что недооценил свою прекрасную противницу. Ненависть, которую он испытывал к ней, притупила его бойцовские навыки. Но звон скрещенных мечей вновь сделал его самим собой.
Франсуаз засмеялась.
Удар Дорроса Бланко тоже был силен, гораздо сильнее, чем мог он себе представить.
Но прекрасное лицо демонессы выразило лишь насмешливое презрение, и Дорросу подумалось, что она даже не почувствовала его меча.
Лошади развернулись.
Всадники вновь понеслись навстречу друг другу. Доррос Бланко испытывал бешеную злобу, Франсуаз наслаждалась.
Скрещенные клинки вновь запели литаврами битвы.
Доррос Бланко вложил всю силу в свой удар: месяцы, которые он провел в кокандском рабстве. Непосильный труд на плантациях сахарного тростника и рассыпчатой маниоки. Кнут надсмотрщика, который опускался на каждого, кто был виноват перед господином, и дважды на того, кто не провинился. Вонючая яма, полная грязи, в которой ему приходилось проводить ночи.
Меч Франсуаз, выбитый из ее руки, звякнул о булыжник мостовой.
Торжествующая улыбка разрезала лицо Дорроса Бланко. Он знал –теперь ничто не помешает ему снести демонессе голову.
Я не двигался.
Франсуаз никогда бы мне не простила, если бы я помог ей в этот момент. У нее свои представления о чести.
Бланко развернул лошадь. Вороной конь понесся навстречу девушке, точно выпущенный из пушки снаряд.
Франсуаз выхватила из сапога короткий кинжал. Доррос Бланко лишь усмехнулся. Изогнутый клинок не мог противостоять закаленному мечу.
Демонесса метнула нож в мостовую. Лезвие глубоко ушло между двумя камнями. Но меткий бросок был направлен не в них.
Кинжал ударился в край лежащего на булыжниках меча. Длинная дайкатана подпрыгнула, точно грабли, если наступить на них ногой.
Прекрасная демонесса послала гнедую навстречу Дорросу Бланко.
Она нагнулась – за мгновение до того, как противникам вновь предстояло встретиться, меч Франсуаз поднялся над мостовой, и пальцы девушки сомкнулись на его рукояти.
Доррос обрушился на демонессу, словно удар молнии. Франсуаз встретила его поднятым мечом. Искры ударили в лицо Бланко, бешеная боль пробежала вверх по его руке.
Наемник почувствовал, что падает с лошади. Правая рука отказывалась повиноваться.
Даже самый опытный из наездников мог бы вылететь из седла, получив такой удар. Но Бланко удержался. Он развернул вороного и крутанул меч перед своим лицом.
– Я прикажу расчесать твои волосы, – прорычал он. – И забальзамирую твою голову, чтобы все могли на тебя посмотреть.
Я вынул из внутреннего кармана большие золотые часы-брегет и, открыв крышку, посмотрел на них.
– Достаточно, – негромко приказал я. Оба всадника остановились, сузившиеся от бешенства глаза Дорроса Бланко обратились ко мне.
– Ненавижу вмешиваться, – произнес я, не повышая голоса.
Я не торопясь вышел на середину площади и остановился между двумя противниками.
– Но мне кажется, что этого хватит, Доррос. Бланко в негодовании прохрипел что-то на каталонском.
– Уйди, офицер, – приказал он. – Это только между Франсуазой и мной.
– Нет, Доррос, – произнес я. – Между нею и тобой стою я.
Рык, полный с трудом сдерживаемой ярости, вырвался из груди каталонца. Трижды меч описал круг перед его лицом. Бланко пришпорил лошадь, и вороной скакун понесся на меня.
Доррос с бешеной скоростью вращал перед собой меч. Глаз не мог уследить за полетом острого, как бритва, клинка.
– Зачем он это делает, – в недоумении пробормотал я.
Я посмотрел прямо в глаза вороному коню.
Передние ноги скакуна подогнулись, и он остановился, сбрасывая всадника.
Доррос Бланко перекатился через голову лошади, падая передо мной. Пока он еще летел, я ударил его в правый висок, и он остался лежать.
Вороной конь распрямился и, фыркая, отошел.
Меч Франсуаз находился в ножнах. Девушка вогнала его туда, когда я вышел на середину площади.
21
Дервиш взглянул на Франсуаз со стоической печалью мудреца. Так взирают на нечто крайне неприятное, но неизбежное – как, например, на родственников жены или счет за телефон.
– Вы вернулись, – произнес он, и по его тону было понятно – до последней секунды он надеялся на обратное.
Бегемот Седрик вышел на верхнюю ступень минарета и настороженно наблюдал, не потребуется ли его хозяину помощь. Например, чтобы выставить нежелательных гостей.
– За вашим домом следят, – произнесла Франсуаз, спрыгивая с лошади.
Демонесса сказала это таким тоном, словно дервиш должен был нести за это личную ответственность.
– Королевские лучники вломятся сюда через одну-две минуты.
Может показаться, что Франсуаз не замечает хороших качеств в окружающих людях. На самом деле девушка оценивает всех в точности по достоинству.
Но очень много воображает о себе самой.
Лицо дервиша, на котором я никогда не замечал сильных эмоций, на сей раз тоже осталось почти невозмутимым.
Святой учитель лишь немного приподнял брови, как делает человек, когда подтверждаются некоторые из тысячи его предположений относительно глубинного устройства бытия.
Сообщение о том, что он должен опасаться солдат короля, не вызвало у дервиша удивления.
Отчасти причина этого состояла в том, что святой учитель давно подозревал правду. Отчасти он всегда был готов узнать любую правду и полагал, что она всегда горька.
– Король Гельминт одержим идеей вечной молодости, – произнес дервиш. – Он много раз просил, чтобы я открыл ему ее секрет. Я объяснял ему, что такая идея противоречит устроению Вселенной. Но он не слушал. Теперь, я думаю, он прибег к помощи демона, чтобы обрести желаемое…
Эти слова оказались единственной реакцией дервиша на известие о том, что он внезапно стал мишенью для королевских лучников.
– Что же, – сказал он. – Дайте мне астральный ошейник. Я завершу обряд очищения, и демон потеряет всю свою силу.
Франсуаз никак не показала, что хладнокровие и собранность дервиша произвели на нее впечатление. И на лице ее не дрогнул ни один мускул, когда она сообщила:
