Андрэ Нортон - Леопард в изгнании
Луи сглотнул. Ему не раз приходилось помогать при обрядах экзорцизма, когда он жил в доме своего дяди, так что он понимал — Костюшко прав. Но хотя всю жизнь его преследовали, словно дичь, ему самому ни разу не приходилось убивать. И он не был уверен, что сможет.
Наверное, на его лице отразились эти смятенные мысли, потому что Роби с отвращением отвернулся от него.
— А вы? Вы же сами могли бы это сделать. Или опять улизнете? — подозрительно посмотрел на Костюшко Роби.
— Мы в Польше избираем короля. Наши отношения с духами земли придают королевской власти… несколько не те свойства, что на Западе, так что вряд ли я смогу убить его как подобает, — сказал Костюшко без тени смущения. — А ставки, как мне кажется, слишком высоки, чтобы вот так экспериментировать.
— Я сделаю то, о чем вы меня просите, — словно через силу проговорил Луи, — если смогу.
Он вспомнил — не в первый раз — о Мириэль и подумал: а вдруг Костюшко что-нибудь знает о ней? Неизвестность терзала его постоянной, тупой болью, но он не хотел выдавать этих страданий ни перед Роби, ни перед другими пиратами. Он подождет с вопросом до тех пор, пока они не окажутся наедине.
Когда небо начало светлеть, пришел слуга и пригласил всех к завтраку. Они проследовали за ним в столовую. Буфет был уставлен роскошными серебряными, начищенными до блеска блюдами — очень знакомыми Луи. Он не понял, для чего весь этот парад — они же всего втроем будут завтракать.
— Последний ужин приговоренного? — предположил Костюшко, показывая на стол.
— Думаю, надо поесть, пока есть возможность, — ответил Луи.
А Роби уже наложил себе еды в тарелку, не дожидаясь остальных.
Лафитт вошел, когда они уже заканчивали завтракать.
— Теперь, когда все предварительные условия оговорены, пришло время созвать моих собратьев ради великого дела. Мне очень жаль, что я не могу вовлечь в это дело вас, мой бедный малыш, но для всех нас будет лучше, если вы останетесь целым и невредимым в моей маленькой уютной комнатке.
— Значит, я возвращаюсь в свою конуру? — спросил Луи с такой язвительностью, какой Костюшко никогда прежде от него не слышал.
— Пока я вас не позову, — ответил Лафитт. Взгляды их встретились — и столкнулись две воли, короля правящего и того, кому еще только предстояло стать королем. Илья даже дыхание затаил. Но Луи, как и должно было случиться, капитулировал.
— Тогда я пойду к себе подремать. Пошли, Роби. Ты же не хочешь, чтобы я снова сбежал, — Луи резко встал и быстро вышел из комнаты. Роби, что-то дожевывая, отшвырнул вилку и поспешно бросился следом.
— Надеюсь, однажды вы мне расскажете, как вам удалось справиться с моим молодым сторожевым псом и запереть его в подвале, — сказал Лафитт Илье, когда они остались одни.
— Ну разве если нужно будет скоротать долгий унылый вечер, — со значительным видом проговорил Илья. — Можно спросить, куда мы собираемся? — после короткой паузы добавил он.
— Повидать кое-кого из моих знакомых, кто лучше меня знает положение в Новом Орлеане. И передать ему щедрые предложения короля Генриха, чтобы он доложил их кому надо.
— После чего мы с Луи будем свободны? — спросил Илья.
— После чего мы решим, когда нанести удар, — мягко поправил его Лафитт. — А когда Луи будет коронован, а Луизиана — свободна, тогда увидим.
Есть поговорка насчет того, что не надо совать голову в пасть льву, и хотя Илья не помнил, как она точно звучит, он понимал, что если проделать нечто подобное, то вряд ли потом будешь жить долго и счастливо. К несчастью, выбора не было. Он вынужден предложить помощь Лафитту, а не Мому, и должен смириться с тем, что будет.
И надеяться, что сумеет вынуть голову из пасти льва.
Первую часть пути они проделали на борту «Гордости Баратарии», которая сегодня шла под имперскими флагами и выискивала суда флота Бонапарта. Хотя маленький флот не может быть сразу повсюду, патрули адмирала Бонапарта весьма ощутимо урезали каперскую деятельность в заливе — по крайней мере это Илья понял из разговоров моряков на палубе. После часа хода под парусами «Гордость» вошла в закрытую бухту, и Илья, Лафитт и четверо моряков дальше отправились на ялике к берегу.
Было неестественно тихо, поскольку в маленькой бухточке огромные кипарисы, обросшие бородами мха, стали приглушать звуки. Расстояния здесь были обманчивы. Илья мог бы побиться об заклад, что они сейчас не более чем в десяти милях от «Облаков», хотя пейзаж вокруг был совершенно другим, словно они попали в иной мир.
— Если Мома тут не окажется, мы пошлем за ним. Другого пути добраться до него я не знаю. Если я ему нужен, то он идет в один магазинчик на Королевской улице и оставляет для меня послание. Если он нужен мне, я приезжаю в рыбачий лагерь на дамбе, что служит многим людям убежищем от имперского правосудия. Это как детская игра. Он — Мом. Я — Тритон. Забавно, к тому же это безопаснее, чем если бы наши имена были на слуху и дошли до ушей Шарантона.
— А вы знаете, кто на самом деле этот человек, под маской Мома? — Илья не в силах был скрыть потрясения.
— Да нет, конечно же. Он тоже в маске приходит, как и я, — Лафитт говорил с Костюшко как с туповатым ребенком. — Думаю, вы с ним встречались. Да?
Илья не ответил.
Новый день отодвинул события и тревоги прошедшего дня. Уэссекс проснулся рано, оделся, побрился еще раз бритвой Корде. Молоденькая мулатка принесла ему крепкий кофе с цикорием и блюдо горячих ароматных пончиков.
Завтракая, он вдруг услышал какой-то шум в лагере. На внезапное нападение похоже не было — иначе Уэссекс воспользовался бы шансом и попытался сбежать. Создалось впечатление, что всех взбудоражили какие-то внезапные вести. Мгновением позже вошел Корде и подтвердил догадки Уэссекса.
— Дурные вести, ваша светлость. Мы задержимся. Тритон прислал весточку — хочет со мной встретиться, а он не стал бы этого делать без важной причины. Придется подождать, пока он приедет.
«Наследник Бурбона у Тритона». Когда Корде произнес эту фразу прошлой ночью, Уэссекс подумал, будто Корде намекает на то, что Луи мертв. Но если Тритон — всего лишь прозвище…
— Тритон — это имя реального человека? Вы хотите сказать, что король Людовик жив? — недоверчиво спросил Уэссекс.
Корде воззрился на него с некоторым удивлением. Он явно считал, что Уэссексу это давно известно.
— Конечно. Его держат заложником в Баратарии с самой весны, вашего молодого короля. Но Лафитт так запросто его не отпустит, и я не могу забрать его оттуда. Утешаюсь только тем, что если уж я его забрать не могу, то Шарантон и подавно. Оба уже месяц торгуются, и пока это будет продолжаться, молодой король в безопасности.
