Любовь Колесник - Витязь. Содружество невозможных
Котов схватился за айфон.
— Тай… Тайтингиль, ты где?
— Не беспокойся, я там, где ты меня оставил. — Низкий голос эльфа был спокоен.
Орк выдохнул — хоть что-то было в порядке. Но что-то же и не так? Не так?
За окном непонятно серело; поезд ехал и ехал в сизовато-серый полярный день. Пейзаж был совершенно определенным — кругом простиралось монотонное каменистое редколесье, характерное для северных широт.
Теплолюбивый Котик поежился.
Прислушался.
Фильтруй базар свой, мухомор, когда быкуешь.
Получишь в зенки бритву, мерзкий фраерок.
Кого ты, падла, на панель стоишь фалуешь?
Беги, пока перо не засадила в бок!
Сучня легавая попутал семафоры,
Суют прокладку сучья нагло мусора.
Я воровайка, дятел, Роза-закадычка,
Дочь жучки Зойки, Молдаванчика-вора![5]
— Мама! — прошептал Котик. Мастера Войны нигде не было.
Орк нашарил берцы и, почти не шнуруясь, пошел на звук блатных мелодий, распеваемых крайне немузыкальным голосом.
Трое граждан специфического вида — главным образом обращали на себя внимание брючины, заправленные в носки, синие от татуировочных чернил костяшки пальцев и притулившиеся где-то в области менингита кепарики — исполняли специфический фольклор под разбитую и бережно склеенную скотчем гитарку.
Хрупкая алая фигура — с двумя косичками, в очках — скромно пристроилась рядом.
— Мастер, — шепотом позвал Котов издалека. Ближе ему не шлось, инстинкт самосохранения настойчиво тянул назад, а еще лучше — галопом к машинисту. — Маст-терр! Пссс!
— Я слышал тебя с той поры, как ты проснулся и упал с верхней лежанки, — негромко отозвался инопланетянин, не поворачивая головы. — Подойди сюда.
Котов подкрался.
— Я спррыгнул же… я умоляю тебя… — выговорил он севшим горлом. — Слушай… — взгляд его устремился на еще троих — таких же, вразвалку идущих по коридору, — это неподходящая компания, Мастер, просто поверь, просто… Блин, даже баллончика газового нет…
Трясущиеся руки выудили телефон, Котяра стал спешно набирать эсэмэску Тайтингилю. «Ты нужен срочно…»
— Отчего же? — флегматично отозвался инопланетный воитель. — У меня есть должник. Знаешь, что такое оказаться кому-то должником? Быть на счетчике, как говорят здесь… это форма отношений, чтимая у многих народов. У моего. У вашего. Я должен уважать своего должника… Васю Брови… хотя бы знать немного слов, которыми он разговаривает. Он на четыре косточки со мной играет… житуху мне свою торчит…
— М-мастер… — еще больше оробел интеллигентный Дима, — что ты несешь?..
Музыка внезапно прекратилась.
— Эй, петушара, — вдруг сказал певец, поднимая на орка жуткие, будто оловянные глаза. — Хер ли ты впрягся? Маруха бацильная, но она к нам сама пришла, мы ее танцевать и будем.
— Тайтингиль… — потерянно мяукнул орк. — Та-ай…
В тишине звонко клацнула клипса выкидного ножа.
— Вальну падлюку дырявую, — пообещал типчик, поднимаясь.
Котов обернулся — путь к его отступлению оказался перекрыт тремя ухмыляющимися фиксатыми рожами. Тайтингиль, получивший сообщение, среагировал немедленно и мчался по переходам вагонов… мчался…
— Ша, — коротко сказал господин Мастер Войны.
И достал из рукава пистолет.
— Пацан со мной. Мокрухи не надо.
— Как ты пронес… — пискнул Котов, съеживаясь почти вдвое, — Тай… Та-ай…
Все произошло одновременно — грянул выстрел, и пуля вошла в бедро мужчине, прыгнувшему на Кота с ножом; остальные блатные брызнули прочь, как тараканы, убедившись, что у девки в красном вовсе не зажигалка; абсолютно целый Котов рухнул на пол, прикрывая голову руками, где-то пронзительно и истошно закричала женщина, заплакал ребенок, усилился гомон голосов, и эльф, немного запыхавшийся от пробежки по десятку вагонов, оказался рядом.
— Так, — сказал он, вдыхая уже знакомый запах пороха и оглядывая батальную сцену.
— Вот дура! — зло рявкнула материализовавшаяся проводница.
Котов молча и молниеносно выхватил, словно козырного туза, плотную пачку купюр и выставил над собой.
— А ну-ка, — просвистела проводница, так же молниеносно скрыв пачку в недрах декольте, — вы, придурки, все, а ну марш по полкам! Этим я вызову скорую, когда к райцентру подъедем, а вы трое хватайте свои пожитки и вон отсюда — сейчас будет полустанок, стоянка полторы минуты… поняли? Кто-нибудь из вагона полицию может вызвать. А оно мне надо? Поняли? Вон!
Котик прыснул гепардом из положения лежа; света в вагоне не зажигали, и в полутьме даже злой, как демон смерти, Мастер Войны послушался гневную мать вагона беспрекословно.
Глава 22
ТАЙГА
Тайтингиль стоял чуть откинув голову, подняв подбородок.
Это была несомненная ночь, хоть и белая, — откровенно прохладная в этих широтах, и Котик заежился, поводя мощными плечами. Мастер Войны деловито гонял картинку эльфова айфона, оценивая расстояние до цели.
Сотни две километров. Или три.
Эльф чувствовал, как много воды пропитывает эти края — озер, заливов, ручьев, болот; воздух дышал, дышал водой, а там, далеко, но несомненно, угадывалось и соленое эхо моря.
И хорошо — здесь была связь. Крайне слабая, мерцающе исчезающая, но была.
Тайтингиль смотрел на вторую кучку людей, которые толпились на северном полустанке. За те же полторы минуты они высадились с другого конца поезда вольной, но внутренне организованной группой и теперь разбирали вещи.
— Багаж не наш, — расстроился Котов, пнув рюкзак. — В темноте перепутали полки.
Он наклонился и деловито зашебуршал по сумкам. Вместо собственной элитной и дорогостоящей, с таким тщанием собранной экипировки им достался похожий рюкзак, доверху набитый магнитами с изображениями древнего тверского города Выдропужск и белорусским бельем. Еще один рюкзак был старый, и сунувший в него нос орк сразу брезгливо отпрянул, учуяв запах нестиранного, подкисшего белья. В сумке оказались детские игрушки, одежка и посуда, наверняка принадлежавшие капризному мальчику из соседнего купе.
Котов нахохлился, плотнее запахиваясь в армейскую куртку, карманы которой были туго набиты пачками купюр.
— Это хорошо, что я у вас такой хозяйственный, — сказал он. — В отличие от… в отличие…
Мастер Войны устремил взор в ту сторону, куда в мареве холодного тумана скрылся поезд. Он не мерз, но исчезновение вещей, способных облегчить путь по отвратительно живой и заведомо холодной лесополосе, его не порадовало.
