Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)
«Ацу, не одолжишь мне тысчонку-другую?»
Тенки мотнул головой, избавляясь от наваждения. Поднял глаза на мать, и показалось, что та видит его насквозь: она словно сжалась, готовая прыгнуть, повалить жертву и вцепиться в горло, сверлила его яростными глазами, жидкость в бутылке плескалась – руки дрожали.
– Это невозможно, – холодно усмехнулся подросток. Попытался собрать всё спокойствие, всю силу воли, чтобы не отвести глаз. Не проиграть. – Нет ни у кого таких денег, они ведь все ещё дети, пойми.
Но мать справилась с ним играючи, одним словом.
– Врёшь.
Тенки выскочил из дома – «дома»? – проклиная всё на свете, и себя самого в первую очередь. Нёсся по деревне, не разбирая дороги, движимый одним лишь желанием – скорее добраться до ворот. Добраться до ворот, прыгнуть в тележку и укатить, забыть всю эту рыбой пропахшую деревушку, стереть из памяти материнский взгляд и её беспощадные упрёки. Привалиться к бортику, закрыть глаза, отдаваясь убаюкивающей тряске, и не вспоминать никогда, не ощущать, не чувствовать этой скручивающей неумолимой обречённости.
Эмоции подвели адепта: с расписанием он не сверился, повозка ещё не подошла.
Оставив ворота за спиной, Тенки зашагал по дороге. Телега подберёт в пути, а остановиться он физически не мог, тело требовало движения. Приходилось переставлять ноги, чтобы не взвыть от бессилия. Тенки знал: он не может оставить родных без помощи. Замершую, пряча глаза, у порога сестру, мать, вылаивающую обидные слова. Не может отвернуться и с лёгкой душой исчезнуть, вычеркнув из жизни существование Аксе. Не может – хотя бы просто потому, что речь идёт о его матери и сестре, единственных людях одной с ним крови.
Любой ценой – ему нужны были деньги.
Нет, не Ацу. Нет, он и правда не мог просить у Ацу. Только сам.
И сейчас уже другого выхода не оставалось. Выбор сделала за Тенки мать.
Вечерний морской воздух бил в лицо, трепал волосы, деревья беззаботно перешёптывались. Тенки шёл, не останавливаясь, и буря в душе постепенно утихала. Отчаяние и злость сменяло спокойствие, а к нему примешивались страх и одновременно будоражащий интерес.
Подросток никак не мог добыть тысячу мен законным путём – пусть этого не понимала мать, сам Тенки сознавал отлично. А чтобы действовать незаконно... и не оказаться пойманным, необходима была сила, которой адепт пока ещё не обладал.
Пока ещё.
Значит, её следовало добыть. Добыть единственным способом, которым Тенки располагал. Не зря он столько лет просиживал штаны в Королевской школе – заведение дало ему многое, очень многое. И вполне способно дать ещё чуть больше.
«Маска вора».
Попробовать, каково это на самом деле – быть магом. И уже не надо рассуждать, можно только действовать. Лететь вперёд, без оглядки, с замирающим сердцем.
***
К «Белому кусту» подъехали уже в темноте, часы горели на половине десятого ночи. Уже из повозки слышны были шумные крики, поднимались в ночное небо дымные столбы, деревенский народ гулял.
Разговор с матерью заставил Тенки совсем позабыть о ночи святого Йани. Это же значит, что вряд ли удастся сегодня выспаться. Наверняка народ будет гулять до утра, ведь этот праздник – раз в году. Нынешней ночью по всей Валиссии вряд ли найдётся местечко, где не отмечали бы, не жгли костров, не толпились вокруг огня, ожидая своей очереди выступить с рассказом о необычных событиях. Даже в Валиссе, без сомнений, сейчас горело пламя, собирая вокруг себя говорливых.
Возница предупредил заранее, что ночью по горам не поедет – небось, боялся оборотней. Тенки не настаивал: днём позже он вернётся в Хиэй, днём раньше – роли не играло.
Тележка остановилась у знакомого, освещённого по-ночному крыльца. Тенки выскочил, привычно подхватывая мешок, кинул вознице две уговорённые монеты.
Взбежал на крыльцо и чуть не столкнулся с выходившим – узнал сразу же. Та девушка с продолговатыми глазами и длинными светлыми прядями, завивающимися на концах.
– Вернулся? – она тоже его узнала, улыбнулась приветливо и немного равнодушно.
– А-а... – ответил Тенки междометием, опять отчего-то смутился и одарил себя замысловатым проклятием. – У вас ведь можно остановиться?
– Конечно, – ответила она легко, повернулась назад, снова юркнула в слепящую яркость общего зала.
Тенки последовал за девушкой.
Она двигалась быстро, юбки только вихрем кружились вокруг ног. Стучала деревянными каблуками по полу. Каблуки были горазды, больше длины указательного пальца. Вот почему она кажется такой высокой.
Разговор с хозяином – сёстры точно были его дочерьми, мало того что Тенки услышал, как старшая называет мужчину «отец», об этом говорило и явное сходство всех троих – завершился быстро, комнату Тенки получил без проволочек.
Юнха удивлённо посмотрела на него: откуда, мол, опять взялся? – наваливая на поднос всякой снеди, верно, для пировавших на заднем дворе гостей. Будущий маг нахально ей подмигнул. Получил в ответ презрительное фырканье, опять эта её кошачья привычка, и девчонка гордо отвернулась.
– Элья, проводи молодого человека, – велел хозяин, и старшая дочь послушно взяла свечу.
Поднимаясь вслед за девушкой по лестнице, едва освещённой колеблющимся огнём, Тенки вслушивался в звонкий стук каблуков. Дробь выбивала мелодию, настраивая на необычный покойный лад – и забывались беззастенчивые слова матери, упрёки во лжи, просящий, жалобный взгляд сестры.
«Элья», сказал хозяин. Похоже на элхеское имя Элие – «девушка, дочь». Похоже, в этой семье и впрямь любят элхеский язык, раз и Юнха, и Элие.
– Вот, – негромко произнесла девушка, отворяя перед ним дверь в тёмную комнату. Пропустив гостя вперёд, зашла следом, показала, где свечи, огниво. В столе обнаружилась даже стопка чистой бумаги – дочь хозяина выдвинула ящик, показывая содержимое, – но Тенки помотал головой – писать сегодня ночью он ничего не намерен.
Она ловко двигалась по комнате, привычно объясняя, где что находится. Сказала, что бельё свежее, показала, как открыть окно, если захочется подышать лесным воздухом: задний двор выходил на опушку леса. Правда, сейчас идея открывать окна не казалась мудрой, в комнату сразу же ворвались шумные вопли пирующих.
Тенки наблюдал за ней, пользуясь сумраком. Высокая на своих каблуках и тоненькая, в длинном холщовом платье, сером, однотонном, она ни минуты не стояла на месте. Юбка вилась у щиколоток. Из деревянных туфель-колодок торчали голые пятки.
– Вот и всё, – наконец сказала она, улыбнулась.
