Дэвид Геммел - Легенда
– Умение приспосабливаться, мой дорогой Сербитар. Нельзя же все время думать о смерти – это быстро надоедает. Я понял, что больше всего на свете боюсь не умереть, а наскучить.
– С тобой редко бывает скучно, мой друг.
– Редко? А я-то думал – никогда.
– Прошу прощения. Я так и хотел сказать.
– Что сулит нам завтрашний день?
– Не знаю, – быстро ответил Сербитар. – А где госпожа Вирэ?
– У кальвара Сина. Половина городских сиделок сбежала на юг.
– Вряд ли можно их за это упрекать. – Сербитар подошел к окну. – Какие яркие сегодня звезды. Хотя точнее было бы сказать, что угол наклона земли улучшает видимость.
– «Звезды сегодня яркие» звучит как-то лучше. – Рек сел рядом с ним.
Внизу медленно шла Вирэ в белом плаще, и ветер трепал ее длинные волосы.
– Спущусь-ка я к ней, с твоего разрешения, – сказал Рек.
– Конечно, – улыбнулся Сербитар. – А я посижу у огня и подумаю, если позволишь.
– Будь как дома. – Рек натянул сапоги.
Через несколько мгновений после его ухода вошел Винтар. Он тоже сменил доспехи на простое одеяние из белой шерсти с капюшоном.
– Тебе было тяжело, Сербитар, – сказал он, кладя руку на плечо молодому человеку. – Надо было взять меня с собой.
– Не мог я сказать ему правду.
– Однако ты и не солгал, – прошептал Винтар.
– Где та грань, за которой умолчание переходит в ложь?
– Не знаю. Но ты сделал то, к чему стремился, – свел их вместе. У них впереди вся ночь.
– Я должен был все-таки сказать ему.
– Нет. Он захотел бы изменить то, что изменить невозможно.
– Невозможно? Или недозволено?
– Невозможно. Он приказал бы ей не участвовать завтра в бою, а она бы не послушалась. И под замок ее не посадишь – она княжеская дочь.
– Но если бы он сказал ей, в чем дело?
– Она не поверила бы или бросила бы вызов судьбе.
– Значит, она обречена?
– Нет. Она умрет, только и всего.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее, Винтар, ты знаешь.
– Я тоже. Но нас постигнет неудача. Завтра в ночь ты должен будешь открыть ему тайну князя Эгеля.
– Он будет не в том состоянии, чтобы открывать ему тайны.
Рек обнял Вирэ за плечи и поцеловал в щеку.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Она улыбнулась и молча приникла к нему.
– А я вот не могу это выговорить, – сказала она, глядя ему в глаза своими большими глазами.
– И не нужно. Ты ведь чувствуешь это?
– Ты же знаешь, что да. Просто сказать не могу. Все эти нежности в моих устах звучат так странно… так неуклюже. Точно мое горло не создано для того, чтобы произносить их. Мне сразу делается неловко. Понимаешь, о чем я? – Он кивнул и снова поцеловал ее. – И потом, у меня нет твоего богатого опыта.
– И то верно.
– Что это значит? – вскинулась она.
– Я просто соглашаюсь с тобой.
– Так вот не делай этого. Мне сейчас не до шуток. Тебе хорошо – ты у нас остряк, краснобай. Язык тебя всегда выручит. А я вот и хотела бы высказать все, что чувствую, да не могу. Когда же ты говоришь об этом первый, у меня перехватывает горло, и я знаю, что должна ответить что-то, но опять-таки не могу.
– Послушай, прелесть моя, это совсем не важно! Ты верно сказала – это слова, и только. Я проявляю себя в словах, ты в делах. Я знаю, что ты меня любишь, и тебе совсем не обязательно вторить мне всякий раз, как я говорю о своих чувствах. Сейчас, к примеру, я просто вспомнил, что мне когда-то сказал Хореб. Он сказал, что для каждого мужчины на свете есть только одна женщина и что я узнаю свою, когда увижу. И я узнал.
– А я когда впервые тебя увидела, то подумала: экий хлыщ! – Она обняла его за пояс и засмеялась. – Видел бы ты себя, когда тот разбойник на тебя кинулся!
– Я просто сосредоточился. Ты же сама знаешь, что стрелок из меня неважный.
– Да у тебя душа ушла в пятки!
– И то правда.
– И все-таки ты спас меня.
– Как же иначе – я по природе герой.
– Нет, ты не герой – за это я тебя и люблю. Ты просто мужчина, который делает все, что может, и старается следовать требованиям чести. В людях это редкость.
– Ты не поверишь, но я, несмотря на свою развязность, очень смущаюсь, когда меня хвалят.
– Но я должна высказаться – для меня это важно. Ты первый мужчина, с которым мне так же свободно, как с женщинами. Ты научил меня жить. Быть может, я умру во время этой осады, но я хочу, чтобы ты знал: я жила не напрасно.
– Не надо говорить о смерти. Взгляни на звезды. Ощути эту ночь. Не правда ли, она прекрасна?
– Да. Но если ты отведешь меня в замок, я докажу тебе, что дела говорят громче слов.
– Так я, пожалуй, и сделаю.
Они любили друг друга без страсти, но нежно, и уснули, глядя на звезды за окном спальни.
Надирский начальник Огаси послал своих людей вперед, пролаял боевой клич Волчьей Головы и вогнал топор в подбородок высокого дреная. Тот упал навзничь, зажав руками рану. Дикий боевой напев нес надиров вперед, сквозь ряды защитников, через стену, на траву за стеной.
Но Побратим Смерти и белые храмовники, как всегда, держали оборону.
Ненависть придавала Огаси сил – он рубил направо и налево, пробиваясь к старику. Чей-то меч задел его лоб, и он качнулся, но тут же справился и вспорол дренаю живот. Слева защита еще держалась, но справа прогнулась, как бычий рог.
Торжествующий вопль надиров, казалось, достиг небес.
Наконец-то они одолевают!
Но дренаи снова выпрямились. Огаси, отойдя чуть назад, чтобы протереть глаза от крови, увидел, как высокий дренай со своей подругой замкнули прогнувшийся рог. Этот долговязый в серебряном панцире и синем плаще, ведущий за собой около двадцати воинов, точно обезумел. Его смех заглушал пение надиров, и захватчики падали перед ним.
Безумная ярость несла его в самую гущу надиров, и он даже не думал о защите. Его обагренный кровью меч резал, рубил и пронзал. Женщина прикрывала его слева, и ее тонкий клинок был не менее смертоносен.
Рог медленно выгибался в другую сторону, и Огаси медленно теснили к зубцам стены. Он споткнулся о тело дренайского лучника, все еще сжимавшего в руке свой лук. Опустившись на колени, Огаси взял оружие из руки мертвеца и достал из колчана черную стрелу. Вскочив на парапет, он огляделся в поисках Побратима Смерти, но старик был далеко, и его заслоняли напирающие надиры. Зато одержимый раскидал всех, кто был впереди. Огаси наложил стрелу, натянул тетиву, прицелился и с тихим проклятием выстрелил.
Стрела, оцарапав предплечье Река, пролетела мимо.
Как раз в этот миг Вирэ повернулась к нему, и стрела, пробив кольчугу, вошла ей под правую грудь. Вирэ ахнула, покачнулась, и ноги подогнулись под ней. Какой-то надир, прорвавшись, кинулся на нее.
