Дэвид Эддингс - Обретение чуда
Поренн вздохнула.
— Мне тоже тоскливо без тебя, Келдар, — тихо призналась она.
— Бедная маленькая одинокая королева, — полунасмешливо пробормотал Силк.
— Ты просто невозможен, — прошипела она, топнув крохотной ножкой.
— Делаю, что могу, — ухмыльнулся он.
Хеттар, обняв мать с отцом, одним прыжком вскочил на палубу маленького судна, приготовленного королём Энхегом.
— Белгарат! — окликнул он, пока матросы убирали швартовы, удерживающие корабль у пристани. — Встречаемся через две недели в развалинах Во Вейкуна.
— Будем ждать, — отозвался тот.
Матросы оттолкнули судёнышко от причала и начали выгребать из бухты.
Хеттар стоял на палубе; единственная длинная прядь волос развевалась по ветру.
Махнув рукой, он повернулся лицом к морю.
С корабля капитана Грелдика спустили сходни.
— Не пора ли на борт, Гарион? — спросил Силк. Осторожно поднявшись по раскачивающейся доске, они ступили на палубу.
— Передай дочерям, что я их очень люблю, — сказал Бэйрек жене.
— Обязательно, господин мой, — ответила Мирел обычным сухим голосом, которым всегда говорила с мужем. — Есть ли у тебя ещё какие-нибудь пожелания?
— Вернусь не скоро, — объявил Бэйрек. — Проследи, чтобы южные поля засеяли овсом, а западные оставили под парами. Насчёт северных распорядись сама. Не стоит перегонять скот на высокогорные пастбища, пока не растает снег.
— Буду заботиться, как могу, о землях и скоте моего мужа.
— Они и твои тоже, — заметил Бэйрек.
— Как пожелает мой муж.
— Ты никогда не успокоишься, так ведь, Мирел? — печально вздохнул Бэйрек.
— О чём вы, повелитель?
— Ладно, забудем.
— Не обнимет ли меня на прощанье повелитель? — осведомилась она.
— К чему? — пожал плечами Бэйрек, прыгнул на борт и сразу же спустился вниз.
Тётя Пол, тоже направлявшаяся к сходням, остановилась и серьёзно взглянула на жену Бэйрека, словно собираясь сказать что-то, но неожиданно громко рассмеялась.
— Что-то забавное, леди Полгара? — подняла брови Мирел.
— Очень, — с таинственной улыбкой ответила та.
— Будет ли мне дозволено разделить вашу радость?
— Обязательно, Мирел, — пообещала тётя Пол, — но боюсь испортить тебе всю радость, если расскажу слишком рано.
И, снова засмеявшись, ступила на сходни. Дерник поддержал её под руку, и оба поднялись наверх.
Господин Волк обменялся рукопожатием с каждым королём и ловко взобрался на борт. Постоял немного на палубе, оглядывая древний, окутанный снегом Вэл Олорн и нависающие над городом величественные вершины гор.
— Прощай, Белгарат! — окликнул король Энхег.
— Не забудь о менестрелях! — кивнув, отозвался Волк.
— Ни за что! — пообещал Энхег. — Удачи тебе!
Господин Волк, широко улыбнувшись, направился на нос. Гарион, повинуясь внезапному порыву, последовал за ним. Накопившиеся вопросы требовали ответа, а никто, кроме старика, не мог ему помочь.
— Господин Волк! — начал он, подойдя к причудливо изогнутому носу.
— Что, Гарион?
Не зная, как лучше спросить, Гарион начал издалека:
— Как тётя Пол это сделала? Ну, с глазами старой Мартжи?
— Воля и Слово, — ответил Волк, закутываясь в развевающийся на пронизывающем ветру плащ. — Не так уж сложно.
— Всё равно не понимаю, — покачал головой Гарион.
— Приказываешь, чтобы произошло всё как ты желаешь, и произносишь Слово.
Если Воля твоя достаточно сильна, всё сбывается.
— И ничего больше? — чуть разочарованно спросил Гарион.
— Ничего.
— А Слово это — волшебное?
Волк засмеялся, глядя на белое солнце, льющее холодные лучи на зимнее море.
— Нет. Волшебных слов не бывает. Некоторые люди верят в них, но это не так. Гролимы знают странные слова, но они, в сущности, ни к чему. Достаточно любого слова. Самое главное — Воля, а Слово — только способ выразить её.
— Я мог бы сделать это? — с надеждой спросил Гарион. Волк внимательно поглядел на него.
— Не знаю, Гарион. Я был ненамного старше тебя, когда впервые сотворил чудо, но до этого уже несколько лет жил у Олдура, поэтому разница большая.
— Что тогда произошло?
— Учитель хотел, чтобы я передвинул булыжник, вроде бы он валялся на его пути. Я попытался сделать это, но камень был слишком тяжёл, и в конце концов, разозлившись, я приказал ему откатиться с дороги. Так и вышло. Сначала я немного удивился, но Учитель не нашёл в этом ничего странного.
— Ты сказал: «Откатись»? И всё? — недоверчиво переспросил Гарион.
— И всё, — пожал плечами Волк. — Оказалось, это так просто, что я спросил себя, почему раньше не подумал повелеть камню освободить дорогу. В то время мне казалось, всякий может совершить чудо, но люди сильно изменились с тех пор, и сейчас вряд ли такое возможно, хотя трудно сказать.
— Я всегда думал, что чародейство не обходится без долгих заклинаний, странных знаков и тому подобного, — заметил Гарион.
— Это всё уловки фокусников и шарлатанов, чтобы обманывать доверчивых людей; всякие заклинания и волхвования тут ни при чём. Всё дело в Воле.
Сосредоточь Волю и произнеси Слово. Всё произойдёт, как пожелаешь. Иногда помогает какой-нибудь жест, но тоже необязательно. Твоя тётя, однако, не может без этого обойтись. Много сотен лет пытаюсь отучить её от глупой привычки.
Гарион ошеломлённо мигнул.
— Сотни лет? — ахнул он. — Сколько же ей?
— Выглядит она гораздо моложе, а кроме того, спрашивать у женщины о возрасте невежливо.
Внезапная ошеломляющая пустота окутала сердце Гариона. Самые худшие его страхи подтвердились.
— Значит, она не настоящая моя тётя? — уныло пробормотал он.
— Почему ты вдруг спросил это?
— Но как же она может быть моей родственницей? Я всегда думал, что тётя Пол — сестра моего отца, но если ей сотни лет — такое просто невозможно.
— Слишком любишь это слово, Гарион, — упрекнул Волк, — но когда вдумаешься, поймёшь: в жизни почти не бывает невозможного.
— Но как же это? Моя тётя?
— Ладно, — решился Волк. — Полгара действительно, строго говоря, не совсем сестра твоего отца. Кровные узы между ними гораздо сложнее. Она сестра его прабабки…
— Значит, она пратетя? — со слабой искоркой надежды спросил Гарион. Хоть что-то, по крайней мере, прояснилось!
— Не знаю, стоит ли так к ней обращаться, — ухмыльнулся Волк. — Полгара может оскорбиться. Но почему тебя всё это так интересует?
— Боялся, что она просто называется моей тётей и между нами нет родства, — признался Гарион, — очень давно боялся.
