Валерий Теоли - Ловец духов
Засев за креслом, я достал из кармана глиняный пузырёк с вытяжкой из языка нетопыря. Вот и пригодился подарок Зераны. Откупорил, капнул на язык содержимое и сглотнул. Ох, и горькое. Жду, пока обезболивающее подействует, и спустя минуту боль притупляется. Глупо с моей стороны было не выпить настойки полуночника для ночного видения. Не догадался.
Уже прошло довольно много времени, а визави до сих пор нет. Теплится надежда, он издох по пути сюда. Всё-таки удар кинжалом из лунного серебра в голову даром не проходит.
Угу, счааз. Не с моим везением. Может, заблудился? Представляю: бродит оборотень по гостинице, постояльцев пугает, извиняется и вежливо спрашивает, не пробегал ли тут побитый молодой человек в изорванной охотничьей куртке. Забавная картина. Я в ожидании встречи приготовился, а он, гад безответственный, где-то шляется. Не загрыз бы кого.
Действительно, приготовился, как мог. Приготовления состояли из нескольких важных мелочей. Оторванной от шторы полосой ткани намертво обмотал сжимающий кинжал кулак. В бою оружие не выпадет из руки, смогу наносить удары до смерти, вопрос только, чьей.
Нужно попасть прямо в сердце. Гвард поведал Ран-Джакалу в бытность наёмником о единственном уязвимом месте оборотня. Сердце — средоточие духовной мистической энергии, дарующей перевёртышу фактическое бессмертие, основанное на сверхбыстрой регенерации. Проткни волколака, разруби на кусочки, снеси башку, ему всё нипочём. Отрастёт новая лапа взамен отсечённой, восстановится любая часть тела и любой орган, кроме сердца.
Существует два способа ликвидировать нереально живучую зверушку. Самый простой — вогнать фут серебра в этот бионасос. Так поступают охотники на нечисть и нежить, паладины в том числе. Серебро ядовито для большинства магических существ, и полностью кромсать, сжигать, топить в кислоте сердечко не требуется.
Другой, наиболее распространённый способ у волшебников, достигших высокой степени магического Искусства, в полном уничтожении тела оборотня. Естессно, вместе с сердцем. Огненные заклинания, скажем, должны за считанные секунды испепелить, а не просто довести объект до румяной корочки.
Добраться до сердечка совсем непросто. Рёбра оборотня в его звериной и полузвериной форме срастаются в некое подобие внутреннего пластинчатого доспеха, пробить который ой как нелегко. Ран-Джакал с Гвардом однажды попробовали, в результате оба чуть не погибли. Оборотня, терроризировавшего поместье их тогдашнего нанимателя, дворянчика восточного королевства, правда, завалили, совместив магию и серебряное оружие.
Дверь разлетелась в щепки, усеявшие комнату и отвлёкшие меня от размышлений. Узнаю стиль волколака, из моих знакомых у него привычка входить, раскурочив дверной проём. Бесшумно ступает по ковру. Думает, не услышу. Правильно, после грохочущего вхождения я его совершенно не слышу. Зато вижу тень на алом бархате, крадущуюся к креслу, и отползаю ближе к столу. Заблаговременно взятой свечой поджигаю штору на кинжале, обнаруживая себя. Простите, матушка Альда, но, видимо, вашей роскошной приёмной близится конец. Искренне сожалею вашему будущему горю относительно сгоревшей обстановки.
Оборотень атаковал молниеносно. Прыгнул, очутившись справа от меня, и тут же рванулся, раскрыв пасть. В тот миг в морду ему угодила горящая штора, я кинулся за ней. Огонь ненадолго ослепит и дезориентирует перевёртыша, подарив мне шанс закончить бой точным ударом. Только бы длины клинка хватило до сердца. Волколак взвыл, врезался в стол и кресло, ничего не видя. Я же проскользнул у него под носом, оказавшись позади сбоку, и вонзил кинжал под рёбра снизу вверх. Провернул лезвие, нанося больший урон.
Оборотень распрямился, откинулся назад, размахивая лапами в попытке избавиться от болезненной колючки, испустил полурёв-полувой, закрутился. Из-за проклятого клинка, застрявшего в ране, меня подбрасывало и било о пол, стены и хребет перевёртыша. Я отчётливо услышал хруст костей, когда рука с кинжалом вывернулась, ощутил треск ломающихся под тушей волколака рёбер и новую боль, полосующую внутренности огненным хлыстом. Наконец, меня отшвырнуло.
Я лежал под обломками стола не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Тело превратилось в сплошной комок боли. С удовольствием проглочу весь пузырёк обезболивающей вытяжки, плевать на последствия передозировки. Да вот не дотягиваюсь до кармана с лекарством. Самое обидное, до сердца не достал и не прикончил приходящего в норму желтоглазого.
Он прекратил кататься по полу и вставал на четвереньки, сверля мою персону ненавидящим взором. В глазищах угадывалось неистовое желание отомстить за причинённые неудобства вроде воткнутого в башку и под рёбра клинка. Как же я хочу убить тебя. За пожирающую моё тело адскую боль, за зверомастера, за сестрёнку. Возможно, ты непричастен к поражению Гварда, и ты никогда не будешь выслеживать Лильку, однако, я ненавижу тебя за саму возможность нанесения им вреда твоими союзниками и нанимателями.
Оборотень неторопливо подходит ко мне. Осторожничает. Боится, вновь устрою неприятный для него сюрприз. Пасть оскалена, с желтоватых клыков стекает вязкая слюна. Никак, схарчить удумал, скотина бесхвостая.
В комнате темнеет. Что это? Смерть?
«Какая сильная добыча, — говорит на краю сознания еле различимый голос, сочащийся жаждой крови. — Я съем тебя и силу, бурлящую внутри твоего сердца. Я очень, очень голоден, и ты насытишь меня».
Нечеловеческий голод накатил внезапной волной, захлёстнувшей меня целиком. Убить, поглотить. Багровая пелена окутывает мой разум, я падаю в пропасть, разверзшуюся подо мной, и не чувствую боли…
Глава двадцатая. Цепи
Темнота может быть приятной. Тёплой, уютной, внушающей спокойствие. В ней ощущаешь себя сытым, здоровым, сливаешься с нею в единое целое. Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Понятие времени теряет смысл. Ты есть всеобъемлющая вселенная, и категории смертных не соотносимы с тобой, ибо смертные живут краткий миг и не в состоянии постичь единство мира.
Темноту разорвал хаос. Холод, расплывчатые образы, шум хлынули, разрушив целостность, и я очнулся.
На меня вылили ведро ледяной воды. Волосы, изрядно отросшие за время пребывания в Лантаре, и одежда мгновенно облепили тело мокрым покровом, я едва не задохнулся от неожиданного холодного душа. Инстинктивно попытался вскочить. В запястья врезались твёрдые браслеты оков, прикованных к каменному полу, присыпанному соломой. Короткие цепи не позволяли встать. Подтянул ноги и обнаружил сковывающие лодыжки кольца, замурованные в пол.
