Саманта Хант - Изобретая все на свете
— Ты спускайся на лифте. Она могла удрать и на нем.
Луиза замирает как вкопанная, и человек на лестнице тоже замирает, прислушиваясь. Он целую секунду стоит и слушает. Она затаила дыхание, и невыносимая секунда кончается, он срывается с места, сбегая по пролетам лестницы.
Привалившись спиной к стене, Луиза тяжело дышит, вслушиваясь в его шаги. Спустившись на четыре или пять этажей, шаги прерываются. Она слушает, и слышит то, чего боялась. На лестнице тишина. Она снова затаивает дыхание, прижимается к стене. Ни звука, кроме ударов по радиатору парового отопления, оставшемуся без пара.
— Девушка? — зовет он ее.
Кожа Луизы покрывается мурашками, когда его слова шмыгают сквозь лестничные пролеты, ища ее. Слова проползают по позвоночнику к загривку.
— Девушка, — снова зовет он, и теперь принимается хихикать. Он разгадал ее хитрость.
Даже если она сумела бы выбраться на крышу, куда оттуда деваться? Отель «Нью-Йоркер» — отдельное здание, башня в небе. Оттуда никуда не денешься, кроме как прямо вниз — Вушш! — на скорости, о которой Луизе и думать не хочется. Нет. Наверх, соображает она, идти бесполезно, но она слышит, как он поднимается к ней, и Луиза бросается к двери на тридцать четвертый этаж, а мужчина снова начинает погоню. Огибая угол лифтовой шахты, она понимает, что сию секунду решается жизнь ее отца: либо дверь лифта будет открыта, либо нет. Она выскакивает из-за угла. Двери всех шести лифтов закрыты, но пара, стоящая посреди холла, отдыхающие, собравшиеся, как видно, вниз, послушать Джонни Лонга, уже нажали кнопку вызова лифта. Луиза останавливается. Пара улыбается ей. Вечернее платье женщины украшено по лифу вышивкой из крохотных жемчужин.
— Добрый вечер, — говорят они Луизе.
Луиза пялится на них так, будто они не из плоти и крови, а из слов — странные создания, вместе с ней участвующие в радиоспектакле. У Луизы со лба капает пот. Она для полной уверенности еще раз нажимает и без того светящуюся кнопку «вниз», и тут секунды начинают пролетать мимо, оставляя после себя зияющие дыры — каждое мгновенье такое тяжелое, что держит на руках целую вселенную. Луиза ждет, раскачиваясь на наружном ранте туфелек. Каждая пролетающая секунда — жуткая боль: тик-так, тик-так, тик-так — нож, от которого трудно дышать. С каждой секундой она чувствует, что мужчина на лестнице все ближе. Луиза прислушивается, ожидая стука распахнувшейся двери, и следит за движением двух лифтов по световому табло. Один спускается с тридцать седьмого этажа, другой остановился под ними на тридцать втором. Луиза принимается жевать губу, зачем-то теребит ткань форменного платья. Дверь с лестницы распахивается в тот же миг — Бам! — когда прибывает лифт. Пара заходит внутрь, а Луиза слушает приближающиеся торопливые шаги.
— Куда? — спрашивает лифтер.
— К бальному залу, пожалуйста, — отвечает муж.
— Отвези меня к тоннелю, — хрипло шепчет Луиза, и двери лязгают, отсекая звук бегущих шагов — локомотива, надвигающегося по коридору: чух-чух!
Луиза пытается выровнять дыхание. Числа на табло скачут: 33, 32, 31, 30, 29, 28, 27, 26, 25, 24, 23, 22, 21, 20 — и вот, наконец, кабина доставляет их в вестибюль. Лифт останавливается.
— Доброго вечера, — повторяют супруги, выходя, и улыбаются Луизе, словно делят с ней тайную шутку.
— Доброго вечера, — кричит им вслед лифтер, прежде бросив на Луизу довольно кислый взгляд.
— Вообще-то тебе полагается пользоваться служебным лифтом, — сообщает он, отворачиваясь к кнопкам управления. Он не прикасается к ним. — Мне не положено тебя катать. То есть, я не обязан. — Он не закрывает дверей лифта, выказывая намерение просто торчать здесь и ждать клиента с чаевыми, чтобы доставить его на жилой этаж. Лифтер, еще почти мальчишка, вытаскивает из-за пазухи сборник логических головоломок, берет огрызок карандаша и принимается размышлять. Бенджамин, Уильям, Чарлз, Луис и Эндрю — владельцы автомобилей. У одного машина коричневая, у одного зеленая, у одного черная, у одного белая, и у одного — темно-синяя. Раскрасьте машину каждого, соблюдая следующие условия…
Луиза готова завопить. Она потрясена. Хоть и не сразу, она понимает, что никуда он ее не повезет. Углубившись в логические рассуждения, он и не смотрит на Луизу, когда она осторожно выглядывает в дверь, осматривает вестибюль, прежде чем выйти из лифта. Сердце опять пускается вскачь.
— Ты… — начинает она, но, не сумев подобрать достойного оскорбления, закрывает рот и оставляет его в лифте. Она сворачивает налево и снова пускается бегом в направлении главной лестницы.
Корни отеля «Нью-Йоркер» уходят глубоко под Манхэттен. Эти пять подземных этажей всегда казались Луизе чудесными, таинственными и даже пугающими. Парикмахерская, салон красоты, кухни, банковские хранилища, и, пожалуй, самое чудесное — отсюда, чуть ли не с самого низа, отель протягивает руку, щупальце, исчезающее в недрах Пенсильванского вокзала. По нему она собирается сбежать, вынести папку и встретиться с Артуром и мистером Теслой в Брайант-парке.
Луиза пробирается вниз, минуя парковку и площадку банка. Салоны уже закрылись на ночь, и свет в них не горит. Сквозь стеклянные двери она видит темные парикмахерские кресла — пустые, ожидающие завтрашнего дня. Она прислушивается, но ничего не слышит, только временами наверху что-то скрипит и гудит — это стонет отель. Она совсем одна. Даже диктор и звуковые эффекты у нее в голове умолкли. В глубину подвала сигнал не проходит. Она совсем одна.
Несколько искусно расположенных потолочных светильников освещают вход в тоннель, дыру, которая вдруг пугает Луизу. Войти страшно. Она заглядывает в глубину подземного перехода. Там довольно сумрачно, но все-таки она входит. Облицовка из терракотовой плитки украшена рисунками майя. Ревущие драконы, летящие совы — древние чудовища рычат и летают на плитках. Свет как будто все тусклее, Луиза уже не видит, что там впереди. Тоннель резко поворачивает налево. За углом темно, и никак не узнаешь, что за ним скрывается.
Она замирает, одна под шумом Восьмой авеню. Ее трясет от страха перед тем, что ждет впереди. Она делает шаг, за ним другой. Каблучки звенят и отзываются эхом, отражаясь от холодных плиток на полу и на потолке. Она жмется к стене, втягивает голову в плечи, ведет пальцем по плиткам ради ощущения надежности.
— Я сделаю, — сказала когда-то ее мать, а может быть, и не говорила. Может быть, это придумал Уолтер. Придумал сказку, чтобы утешить Луизу. Ни он, ни она не понимали, что это значит, а теперь это и не важно. Швы разошлись, и обратно их уже не стянуть. Все же это единственные слова, оставшиеся от нее Луизе, и она, когда чего-то боится, окружает себя ими, как силовым полем.
