Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья
Прагу можно назвать какой угодно: жестокой, таинственной, бездушной, мрачной. Из множества эпитетов, существующих в языках Европы, ей не подходит только один — «скучная».
Я в восторге от этого города! И пусть он провалится на самое дно ада, вместе со всеми своими жителями!
ЗАНАВЕС ДЕЙСТВИЯ ВТОРОГО
...С Големом управился мэтр Джон Ди. Вышел на разоренную площадь, встал перед чудовищем, выискивающим, что бы еще разломать, и произнес несколько словечек, от которых создание плюхнулось на мостовую и осталось сидеть, глубокомысленно созерцая собственное брюхо. «Шем» — бумажку с заклинанием оживления, вложенную отнюдь не в задницу, но в рот Голема — извлекли наружу, после чего глиняную статую погрузили на телегу и повезли обратно, в гетто, а магистр Ди, приняв благодарности и поздравления, таинственно испарился. Прихватив, кстати, заветную записку раввина Бен Бецалеля. Подозреваю, что в среде алхимиков и колдунов конкуренция такая же, как среди обычных торговцев, купцов и банкиров, а маленький «шем» имеет значительную ценность. Господину Бен Бецалелю придется изрядно потратиться, дабы заполучить свое сокровище обратно.
Допрос пленных ничего не дал. Они оказались обычными уличными грабителями. Шайку нанял неизвестный, приказал напасть на определенный дом и прикончить людей, на которых бандитам укажет старший в отряде. Фернандо убивать не предполагалось, он просто оказался в ненужное время в ненужном месте и собирался поднять тревогу. Моя попытка продолжить поиск в городе пока ничего не дала. Похоже, этот налет планировался давно и в глубочайшей тайне. Или наоборот — чрезвычайно поспешно.
Чезаре Маласпину отпели в соборе святого Вита, уложили в сандаловый гроб и отправили тем же путем, каким бывший кардинал прибыл сюда — с севера на юг, с полночи на полдень... На отпевание собралось неожиданно много народу — кардинал пользовался если не всеобщей любовью, то заслуженным уважением горожан.
Его место занял отец Алистер Мак-Дафф. Признаться, мало кто из нас ожидал такого поворота судеб и карьер. Тем не менее, кандидатуру отца Алистера поддержал сам пан Мартиниц, и состоялась вульгарно пышная церемония возведения в сан, с зачитыванием буллы Папы Павла и латинскими песнопениями. Герр Мюллер, кажется, пребывает в некотором затруднении — один из его подчиненных теперь стал почти что равен ему. Лабрайду все происходящее категорически не нравится, однако высказывать свое мнение вслух он не желает.
Убийц Каспера фон Краузера так и не нашли. Орсини подружился с Лэрцем и Жаннет, теперь они иногда заходят ко мне в гости.
Делла Мирандолу не обвинили, но и не оправдали. Отец Алистер — вернее, его высокопреосвященство кардинал пражский Алистер Мак-Дафф — все еще вынашивает планы возобновить процесс по делу демона, однако натыкается на серьезное противодействие герра Мюллера. Мирандоле разрешили вернуться в Лобковицы, на Влашскую, но посольство по-прежнему стоит закрытым. Пани Андреа, по слухам, тяжело больна, и обязанности представительницы Венецианской республики выполняет госпожа Лючия Фраскати.
Леонард молчит. Проклятый демон со времени процесса над Фортунати не входил в тело Мирандолы и предпочитал не показываться на глаза смертным. Однако я точно знаю, что демон по-прежнему остается в Праге и чего-то ждет.
Я рылся в записях отца Фернандо в поисках намеков или указаний, касающихся китайской шкатулки. Нашел странный чертеж, похожий на конструкцию головоломки. Чем занимался Фернандо, на что наткнулся? Непонятно...
В Праге затевается что-то нехорошее. Император Рудольф, разозленный непрекращающимися письмами из Рима, отнял у протестантов еще несколько дарованных раньше привилегий. Гугеноты приняли это решение кесаря вроде со смирением, хотя не думаю, что оно несет в себе хоть каплю искренности. Фон Турна вывели из состава городского совета, против чего вроде бы возражал Славата, но его не послушали.
Больше всего меня беспокоит гробовое молчание имперского наместника Ярослава фон Мартиница. Он тоже ждет. А вот чего — неизвестно...
Мои дела не хороши и не плохи. Пани Маргарита несколько раз присылала многозначительные записочки, на которые я решил не отвечать. За пренебрежение обязанностями я схлопотал неделю заключения на хлебе и воде, однако не слишком расстроился, ибо мне высочайше разрешили взять в камеру несколько книг и вести записи. По выходе на свободу меня ждал сюрприз: герр Мюллер решил на некоторое время отправить меня с глаз долой, ибо отец Алистер неоднократно намекал, что секретарь нунциатуры слишком много себе позволяет. Так что на Рождество я отправляюсь в Париж — с отчетами, документами, уймой ничего не значащих поручений, а также грудой подарков для всех знакомых и приятелей. Первый раз в жизни еду с такой помпой: подорожная инквизиции, векселя на предъявителя к парижским банкирам, огромная карета и швейцарская охрана...
Так и возгордиться недолго.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
МЯТЕЖНИК
Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены.
Римлянам, 13:1.УВЕРТЮРА
Рождественские встречи
Заблудился я абсолютно нелепо и внезапно, как это всегда происходит. Все, что я мог с уверенностью сказать: сейчас вечер одного из дней середины января 1612 года, а где-то в пятнадцати-двадцати милях к югу находится Прага. Окружающий мир безнадежно тонул в круговерти летящих снежных хлопьев, неожиданно возникающих кустарников, каменных оград на склонах холмов и полнейшей неизвестности. В нее мы и устремлялись бодрым шагом — я и две мои лошади, пока у более сообразительных животных не хватило ума встать на месте, повернувшись крупами к налетающему ветру, и категорически отказаться идти дальше. Мне все же удалось уговорить их пройти еще немного, а потом мы едва не врезались в какую-то постройку, совершенно неразличимую за косыми росчерками метели.
Бросив лошадей на произвол судьбы, я, спотыкаясь на каждом шагу, отправился вдоль деревянной стены, обнаружил закрытые на хлипкий засов ворота и пришел к выводу, что наткнулся на обыкновеннейший сенной сарай. Неприкосновенность чужой собственности вскоре оказалась грубейшим образом нарушена, и мы забрались в крохотный мирок, пахнущий мышами, сухой травой и минувшим летом. Снаружи завывал ветер, заталкивая в щели пригоршни снежной крупы, сарай время от времени содрогался от особо сильных натисков стихии, но лошади вели себя спокойно, и я решил, что вполне заслуживаю права вздремнуть до рассвета или пока не окончится буран.
