Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа
Не больше двухсот шагов я сделал, держа конский повод в одной руке, амулет в другой, как земля впереди зашевелилась. Выглядело так, будто крупный жучок стремительно прорывает норку на поверхность. Я выронил повод, из земли вылетело блестящее, я ловко поймал на лету и весело крикнул Гендельсону в спину:
– Один есть!.. Либо везет, либо на юге земли богаче!
– Богатство не в золоте, – ответил он напыщенно.
– Вы намерены раздать свои сундуки бедным, – спросил я, – и уйти в монастырь?
Он высокомерно смолчал. Ехал впереди все такой же массивный, неподвижный, отгороженный молитвой, святостью, запретами. Мне можно бы и в седло, но на всякий случай прошел еще не так уж и далеко, но за это время поймал еще две монеты. Все три круглые, но разного размера и формы, от вытянутого эллипса до пирамиды с сильно закругленными краями. Я рассматривал их уже в седле, сравнивал с теми, что вез в поясе. Эти, что нашел сейчас, выглядят более древними, что ли. И хотя я не знаток в нумизматике, для меня и Древний Рим, и Древний Египет – древность одинаковая, но голову наотрез, что найденные на юге монеты все же бородатее северных…
– Теперь поменяем, – сказал я. – Как полагаете, сэр Гендельсон?
Он буркнул:
– За одну золотую монету лучше купить коней, чем доплачивать за обмен. Меньше раскрытых ртов, подозрений.
Прав, конечно, подумал я. Меньше подозрений – лучше. И так удивительно, что за нами нет погони, нет даже драконов, что выслеживают сверху и бьют напалмовыми бомбами. И никто не устраивает засад, уже зная, кто идет, что везет, чем можно поживиться самим, а что из добычи надо отдать пославшему сюда хозяину.
– А как же с нечестивостью? – поинтересовался я. – Конь, купленный на нечестивые деньги… чист ли?
– Приму покаяние, – ответил он зло. – Эпитимию, любое наказание… Церковь зря не наказывает!
– А Бруно? – спросил я. – Впрочем, говорят, его сожгли за шпионаж… Ладно, это не мое дело.
Гендельсон холодно молчал, глаза рыскали по сторонам. Тропинка отыскалась нескоро, но дальше мы ехали и высматривали, куда приведет, а если пересечется с более утоптанной или пошире, чтобы вовремя сменить курс.
Тропка узкая, двигались не просто по одному, но и на расстоянии друг от друга. Никому не нравится, когда отведенная в сторону ветка едущим впереди с силой бьет тебя по глазам. Или просто хлещет по морде. Я ехал, погруженный в свои мысли, даже не сразу сообразил, что Гендельсон разговаривает и уже ругается вовсе не со мной.
Очнулся, поднял глаза, а на Гендельсона уже бросились, ломая кусты, несколько человек в темных одеждах. Меня тоже заметили, но, к счастью, не обратили внимания: Гендельсон дороден, в дорогих рыцарских доспехах, остатки пышного плюмажа на шлеме, а я в самом деле тяну на роль слуги…
Молот вырвался из моей руки, как управляемая ракета. Я поймал, швырнул второй раз, третий, и тут они наконец сообразили, кто здесь главный, а кто лишь яркая приманка для ловли идиотов, заорали и бросились на меня все разом.
Я выхватил меч с черным лезвием. Они набросились с дикой яростью, просто безумной, настоящие берсерки, я дрогнул, морды у всех звериные, заросшие густой шерстью. Меч мой пошел криво, у налетевшего на меня первым всего лишь снесло половину щита. Второй был менее удачлив, я срубил ему меч у самого основания и поразил через шлем. Третий отпрыгнул, это спасло ему жизнь, зато самый первый отшвырнул разрубленный щит и бросился на меня с мечом в обеих руках. Конь заученно повернулся так удачно, молодец, разбирается, что я раскроил несчастного до середины груди. Третий отпрыгнул, глаза вылезли из орбит, затем повернулся и головой вперед прыгнул в кусты, словно с бортика бассейна в воду.
Конь хрипел и все старался стукнуть копытом раненого в голову. Конь Гендельсона стоял над хозяином, тот уже сидел и пытался поймать дрожащими руками болтающуюся над его головой уздечку. Конь заботливо обнюхивал человека, ткнулся в его лицо мягкими бархатными губами, и Гендельсон, не удержавшись, повалился на спину.
Я подъехал ближе, поинтересовался:
– Как самочувствие?
Гендельсон снова с усилием сел. Рука зацепилась за уздечку, конь отступил на шажок, и Гендельсона подняло, как раскладное бревно. Он был весь в грязи и комьях влажной земли, налипших листьях, даже с прицепившимся лоскутом мха на месте плюмажа.
– Слава Господу, – буркнул он. – Их нечестивое оружие не смогло прорубить доспехи, освященные в святой церкви…
– Прорубить не смогли, – заметил я, – но помяли. Вот вмятина, вон… А как вы сами, сэр Гендельсон?
– Кости вроде бы целы, – ответил он. – Ссадины заживут.
Он сделал шаг, пошатнулся. Руки взмахнули, как бронированные крылья, но устоял. Я смотрел, как он переворачивает убитых. Лицо барона стало совсем мрачным и неприятным.
– Не хочу говорить гадости, – сказал он, – но таких заргов мы еще не видели. Вот эти двое, понятно, из Мезины. Их еще зовут касогами. Этот вот из Шумеша. Но посмотрите на этих!
Трое касогов, оказывается, вот кого резал Редедя… или резали Редедю, не помню, лежат в сторонке. У одного разрублена голова вместе со шлемом, у второго глубокая рана, что почти разделила его пополам, третьему я разрубил голову до нижней челюсти. Эти трое даже на мой взгляд не совсем касоги. Или не те касоги, какими я уже привык полагать касогами.
Выше ростом, в темной одежде, у всех на шлемах, кривых мечах и щитах странные гербы и эмблемы. Даже мне показались странными, ни с чем не ассоциирующимися. Кроме роста, отличаются длиной рук, а лица у них вытянутые, с выступающими вперед челюстями.
– Это новые, – сказал Гендельсон угрюмо. – И они мне очень не нравятся.
– Мне еще больше, – признался я.
Он быстро взглянул на меня.
– Почему?
– Униформа, – ответил я. – Они все… одинаковые. Даже одежда.
Он осмотрел их снова, пожал плечами.
– Ну, одежды пошить нетрудно… Но вы правы, это под силу только большому и богатому королевству. Чтобы заказ на шитье одежды был размещен сразу в сотнях мастерских. Как и в сотнях оружейных. Но еще дивнее, что они и по росту одинаковы…
Я вспомнил, что в прошлом веке русская армия формировалась по такому принципу: самых рослых – в гренадеры, самых легких – в уланы, ребят покрепче – в гусары, а мускулистых середнячков – в кирасиры. И коней поставляли: буланых – гусарам, вороных – в лейб-гвардию, гнедых – в кирасирские полки…
– Это уже не сборные отряды, – согласился я. – Это… но почему неведомое могучее королевство не двинуло всю армию?
– Может быть, просто прощупывают пути?
Широкая тень закрыла его на краткий миг, отчего Гендельсон показался мне вырезанным из темного камня, пронеслась через поляну. Я успел увидеть, как по багровому небу пронеслась, закрывая луну, огромная черная тень. Был ли это дракон или что-то иное, я не рассмотрел, но животный страх вогнал адреналин во все клетки, я напрягся так, что еще чуть – и взорвусь, как граната.
