Татьяна Любушкина - В лабиринте миров
— А ты что читала, дочка? — сладко пропела тётка Марья.
— Ну, про этих… оракулов и звездочётов. Больше про воинов. А вы солнечные воины или оборотни? Начала про целителей читать. А что? Вы же разрешили?
— Ты читала всё? — вопрос раздался с четырёх сторон одновременно.
— Ну, не подробно… проглядела только. Книга-то толстая…
Тётка Марья картинно упала в кресло, обмахивая себе лицо носовым платком.
— Ой, девки, худо мне! Что же нам с ней делать-то?
— Да что случилось?! — загадки старух начинали раздражать.
— А то случилось, звезда моя, — торжественно начала бабка Настасья. — Что никто из нас книгу это прочесть не может, только то, что разрешено. Воину — о воинах. Целителю — о целителях. Иные главы для нас пустые листы.
— А тебя книга вообще никак не определила, а ты читаешь всё! — простонала тётка Марья. — Кто же ты?!
Глава 25
Бабки взялись за меня всерьёз. Для начала они велели прочитать им главы про звездочётов и оракулов — их распирало любопытство.
Потом тётка Марья принялась готовить снадобья, призванные выявить мою сущность.
— Есть такое средство, — авторитетно заявила тётка Марья. — Делать не доводилось, но рецепт знаю. Тащи-ка Женька, мой рюкзак.
Я принесла рюкзак, который тётка Марья неизменно носила с собой во всякое время года и принялись наблюдать, как готовится снадобье. Вернее наблюдали бабки, а меня тётка Марья гоняла и в хвост и в гриву.
— Женька, бери деревянную ложку, мешай. Сорок счётов влево, сорок вправо. Потом бери ложку серебряную и пятнадцать раз против часовой стрелки. Ступку пери, толки коренья. Да не так, бестолочь!
Я толкла и мешала, резала и поджигала, мужественно глотала гадкие напитки и жевала горькие коренья, но ничего не привело к желаемому результату. Суть моя была темна, как ночь.
От обиды за свою неудачу, тётка Марья заставила меня перемывать все пробирки и плошки, которые она использовала для варки снадобья. Я покорно вывалила грязную посуду в раковину, а тётка Марья со вздохом констатировала:
— Одно могу сказать точно — она не целитель. Блеска мысли нет.
В душе я возмутилась такому определению моей мыслительной способности, но спорить не стала: не чувствовала к процессу изготовления снадобий никакого влечения.
— Надо её на дело выводить, — деловито объявила бабка Настасья. — Попробуем на месте определиться, кто она есть.
— На какое дело? — осторожно осведомилась я.
— В лес поедем, — пояснила бабка. — Будешь зверем оборачиваться. Ежели книгу прочла, стало быть, сможешь.
До утра оставалось часа четыре, спать хотелось неимоверно, но упрямых старух было не переубедить.
— На чём мы поедем? — вяло возражала я. — Какой лес? Ночь на дворе…
— То-то и оно, что ночь. Самое для оборотней время. А до леса нас Тамара довезёт, она на автомобиле.
— Три дня назад купила, — похвасталась тётка Тамара. — Уж больше на трамваях со старухами не поеду, дудки!
— Ты же водку пила, — возразила я. — Тебе за руль нельзя.
— Так это когда было-то?! — возмутилась тётка Тамара. — Двести грамм, да и то, считай, вчера. Нашла, что вспомнить.
Мы наскоро оделись и погрузились в тётки Тамарины старые «Жигули»: автомобиль холодный и неудобный.
— Держитесь, домчу с ветерком, — весело сообщила тётка Тамара и мы «помчались».
Автомобиль полз еле-еле, то и дело возмущённо рыча, пуская клубы чёрного дыма и виляя всем своим металлическим телом. Старухи не обращали на поведение автомобиля ровно никакого внимания. Они гордо сидели, закутанные в шали и с сожалением поглядывали на пустынные улицы, сокрушаясь, что никто не видит их триумфального выезда.
По дороге выяснилось, что сёстры Вера и Настасья были лунными оборотнями и обращались в чёрных волков, а вот Тамара была воином солнечным.
— Я тебе покажу, — пообещала тётка Тамара. — Вот солнышко выйдет и увидишь. Наша ведь беда какая? Сёстры могут только ночью воевать. Я днём. Потому мне Марья помогает.
— А как?
— Разные способы есть, — просипела тётка Марья, зажатая в тесном автомобиле со всех сторон. — Бывало, целые деревни от моих снадобий гибли.
— Деревни?!
— А ты что думаешь, из Бездны только лешие да вурдалаки лезут? Эти-то почитай самые безобидные. Схоронятся в укромном месте и поджидают своей добычи. Ежели какой одинокий путник попадётся к ним на обед, так и сам виноват — нечего одному по лесу шастать. А вот если из Бездны люди пожалуют — жди беды.
Автомобиль свернул с шоссе и остановился на кое-как очищенной площадке. В выходные сюда съезжались городские лыжники и любители пожарить шашлычок на природе.
— Выходите, девки, — скомандовала тётка Тамара. — Начнём.
На улице нещадно завывал ветер.
Я топталась в бабкиных осенних сапогах и старенькой куртке. Холодно.
— Ты только не пугайся, — предупредила бабка Настасья. — По-первой каждому страшно, да только тебе вреда не будет. Стой и смотри.
— Ага.
У меня зуб на зуб не попадал.
Сёстры: бабка Вера и бабка Настасья разом шагнули вперёд, крикнули, ухнули и, перекатившись через голову, обратились в крупных чёрных волков. Если честно — не очень впечатлило. В кино показывают всё куда более красочно и драматично. Здесь же бабки деловито кувыркнулись и бойко побежали по снегу, крутя хвостами, как расшалившиеся псы.
— Видала?! — восторженно прокричала тётка Тамара. — Дают прикурить старухи, видела бы ты их в молодости!
— Ага.
Ледяной ветер выбивал из глаз слёзы, и, разозлившись, я закрутила его вокруг поляны. Свист и вой теперь раздавались в отдалении. Холод перестал досаждать, и мы стояли посреди полянки, как на твёрдом островке, посреди бушующего океана и наслаждались свежим воздухом и лёгким морозцем.
— Ишь ветер-то какой переменчивый, — заметила тётка Марья. — Будто укротили его.
Тётка Тамара зорко следила из-под руки за мельканием двух чёрных теней посреди деревьев.
— Ну, так что, Женя? Ты готова?
— К чему?
— Волком обернуться. Если готова ты это изнутри почувствуешь. Делаешь короткий шаг, вздох, кувырок — и вот ты на свободе.
Ничего я не чувствовала. Даже ноги в тонкой обуви потеряли чувствительность, какой там кувырок!
— Может я это… солнечный воин, — уныло пробормотала я. — Чего то я ничего не чувствую.
Тётка Тамара тяжело вздохнула.
— Прислушайся к себе — зовёт луна?
Я прислушалась. От жирной селёдки урчало в животе. Зова луны не ощущалось.
— Не, тёть Тамар. Не зовёт.
