Олаф Бьорн Локнит - Глаз Паука
– Альс, давай, покажи мастерство! – забормотали спутники Ночного Кошмара, изрядно наслышанные о подвигах Дурного Глаза в деле взлома всяческого рода замков и запоров. – Спорю, справится за квадранс! Ставлю пять талеров – кто принимает? Десятка, что уложится быстрее! Шелам, отсчитывай! Да смотри, не мухлюй!
– Молчать всем! – жутким голосом рявкнул Аластор. – Отойдите шагов на пять. Кто не слышал, пеняйте на себя…
Повторять дважды не потребовалось: все знали о существовании хитроумных ловушек, встроенных в двери, а некоторые воочию видели просивших подаяние неудачников, забывших об осторожности и слишком рано бросившихся к добыче.
Ши ждал, что Альс сейчас полезет в болтавшуюся на поясе кожаную сумку, битком набитую полезными приспособлениями: разнообразными по виду и форме отмычками, причудливо изогнутыми крючками и тонкими шильями. Однако Дурной Глаз не притронулся к своей снасти, а просто встал перед бронзовой дверью, упрямо наклонив голову и уперев руки в бока.
– Открываться будем? – вопросил он с той усталой интонацией, с какой хозяин успокаивает разыгравшуюся собаку или мать беседует с капризным ребенком. – Или начнем упрямиться? Давай-давай, освобождай дорогу. Недосуг мне с тобой возиться.
Ши оторопел. За его спиной кто-то хихикнул. У Рейфа отвисла челюсть.
– Мама, мама, иди скорей, наш папа с дверью разговаривает, – детским голосом пропищал бандит по прозвищу Гиря. Сгрудившаяся в тесном коридоре компания дружно захрюкала… и потрясенно смолкла.
Медные змейки шевельнулись.
Они двигались не так, как живые создания – плавно перетекая из одного состояния в другое – но дергаными рывками, точно разрывая удерживающие их незримые нити. Разноцветные камни в глазницах засветились холодными огоньками, головки раскачивались, стальные язычки метались в открытых пастях. Позади Ши кто-то от души выругался, кто-то помянул богов и лично Покровителя Обманщиков, прося немедленно вступиться.
Тусклые взгляды медных змеек сошлись на Аласторе.
– Я жду, – взломщик нетерпеливо притопнул ногой. – Договоримся по-хорошему? Я ведь и по-плохому могу, но что тогда от тебя останется, представляешь? Разве что старьевщику в Ржавом проезде снести. Ну?
Змейки дружно зашипели – словно вдалеке осторожно ударили войлочным молотком по звонкому гонгу. Туловища их вновь плотно прилегли к широкому ободу диска. Одновременным стремительным движением десять головок метнулись вперед и десять челюстей с жестяным клацанием сомкнулись на десяти бронзовых хвостах.
Диск слегка вздрогнул, приподнялся вверх и начал медленно поворачиваться, издавая чуть слышный скрип.
– Готовсь, – прошипел Ночной Кошмар, но и без его приказания толпившаяся в коридоре шайка ощетинилась ножами, дубинками, кастетами и даже одним самострелом.
Протянувшиеся поверху и понизу диска могучие засовы плавно разъехались в стороны и исчезли в стенах. Медные пластины, покрывавшие громадную створку и слегка потемневшие от времени, внезапно засияли, как в первый день своего создания.
Спустя миг дверь исчезла. Просто сгинула, будто ее никогда и не было, оставив зияющий прямоугольник коридора, шагов через десять плавно расширявшийся и переходивший в полукруглую лестницу с широкими ступенями.
Лестница спускалась в зал с низким потолком и двумя рядами толстых квадратных колонн. Зал был огромен – разум не сразу соглашался с существованием под землей такого большого помещения: самое малое сотня шагов до дальней стены, да столько же в поперечнике. Судя по грубой, примитивной кладке стен и колонн, зал был древним – едва ли не ровесником Шадизара, много старше самой «Альнеры». Большая часть зала тонула в полумраке, лишь центральный проход освещали закрепленные на колоннах трескучие факелы да в конце этого прохода на возвышении горело множество масляных ламп, очерчивая яркий световой круг.
По низкому потолку метались жуткие причудливые тени. Мерцал холодный зеленый огонь. Десяток неподвижных фигур в черных балахонах, стоящих через равные промежутки по границе круга, выпевали что-то медленным речитативом. Эти черные фигуры особенно четко выделялись на фоне дальней стены, белой, украшенной то ли мозаикой, то ли фреской: ажурно сплетенная паутина с черно-золотым пауком в центре. Увлеченные творящимся колдовским действом, заклинатели даже не обратили внимания на внезапно появившихся у входа в зал незваных гостей.
А еще дальнозоркий Ши Шелам разглядел странный каменный алтарь, некие смутно знакомые предметы, лежащие у ног каждого из творящих заклинание чернокнижников и тонкую женскую фигуру, прижавшуюся к одной из неуклюжих колонн. Прижавшуюся – или привязанную? Ну да, на девице цепи… а сама она…
– Юнра! – завопил Ши и первым бросился вперед.
– Началось, – выдохнул Аластор Кайлиени. – За Ферузу!
– За Клелию! – рявкнул Рейф, выхватывая меч.
– За «Уютную нору»! – вскричал Конан, скатываясь по ступенькам следом за Аластором, Рейфом и Ши. – За Райгарха! За…
Дальнейшие его слова потонули в дружном реве головорезов Кодо Сиверна:
– Алмазы и золото! Бей колдунов!
* * *
Первому же из вошедших в винный погреб людей, кто осмелился протянуть к ней руку, благородная госпожа Клелия Кассиана на удивление ловко и умело отвесила пинка в то уязвимое место, коим не дорожат только евнухи. Обычный человек тут же согнулся бы в три погибели, извещая мир о своей беде громкими стонами.
Удар получился на славу – во всяком случае, ногу себе Клелия отбила. Однако подручный Теймураза иль'Ваххаби не обратил на пинок никакого внимания. Бесцеремонно стащил женщину с облюбованного ею бочонка, без труда скрутил руки, чтобы не вырывалась, и поволок наружу. Утонченная офирская графиня ругалась на чем свет стоит – некоторых ее высказываний Юнра просто не поняла.
Именно сейчас до девицы Тавилау-младшей дошел весь ужас положения, в котором они оказались. Не будет никакой помощи. Они угодили в руки к безумцам и просто сгинут без следа.
Еще более, чем сам факт похищения и заточения, ее пугали безмолвные спутники иль'Ваххаби. В последние дни она не раз слышала загадочные слова, описывающие разгромивших трактир «Уютная нора» людей – их почему-то именовали «пыльными, безликими и пустыми». Теперь Юнра поняла, почему. Трое помощников иль'Ваххаби для жителей солнечного Шадизара были какими-то болезненно бледными, с сероватым оттенком кожи, не разговаривали, смотрели тусклым взглядом прямо перед собой, и даже запах от них шел не человеческий, а хорошо знакомый девице Тавилау пряный и сухой аромат слежавшегося старого пергамента. Зато силы в диковинных воинах было вдвое против обычного – когда Клелия намертво уперлась в дверях подвала, не желая выходить, «серый» попросту одной рукой поднял, как котенка, рослую офирку и без особого труда пронес подмышкой с десяток шагов.
