Сергей Волков - Стража последнего рубежа
Вернувшись, майор положил все оружие на стол, уселся в кресло так, чтобы боковым зрением видеть пленницу, достал из кармана плоский мобильник и набрал номер.
Говорил он на «быстром немецком». Тамара разобрала только три слова: «rasch», «Manuskriptensammlung» и «beseitigen».[19] Закончив разговор, Вершинин ответил на вызов Логунова. Выслушав доклад капитана — тот сообщил, что обстановка спокойная, — он приказал свернуть наблюдение и всей группе перебазироваться на железнодорожную станцию.
— Это распоряжение Терентия Северьяновича, — спокойным голосом произнес Вершинин, искоса поглядывая на девушку.
— Нам понадобится два часа, чтобы собрать оборудование, — несколько растерянно ответил Логунов.
— Нет необходимости, мы заберем его позже. Просто обесточьте приборы и выдвигайтесь. — И Вершинин отключился. Он был спокоен, так спокоен, что Тамара поняла — никакой это не сумасшедший. Все гораздо серьезнее…
Некоторое время ничего не происходило — майор задумчиво разглядывал карту. Неожиданно в коридоре послышались осторожные шаги. Вершинин их слышать не мог — мешало гудение компьютеров. Тамара замерла, прислушиваясь к скрипу половиц и гадая — кто мог оказаться в запертом помещении штаба? Неужели в «общаге» был кто-то из людей Филимонова? Этот кто-то спал, а теперь вот проснулся, заметил труп охранника у двери и теперь крадется сюда? Если это так, то первое, что он увидит, заглянув в приоткрытую дверь, — спокойно сидящий в кресле Вершинин. И конечно же, вместо того чтобы немедленно стрелять, начнет разговор…
«Ты должна его предупредить!» — сказала Тамара себе и забилась, пытаясь если не крикнуть, то хотя бы какими-то звуками дать понять, что в дежурке опасно. Вершинин заметил ее попытки, встал, не переставая улыбаться, подошел и коротко ударил открытой ладонью по лицу. Левую щеку обожгло болью. И тут в комнате появился тот, кого ждала Тамара. Но это был вовсе не проснувшийся охранник. Хотя слезы и застилали глаза, она разглядела невысокого человека, а точнее — нечеловека, сплошь, от макушки до пят, заросшего жесткой курчавой шерстью рыжего цвета. За спиной угадывались черные сложенные крылья. Он стоял в профиль к Тамаре, и лица она не видела, но, судя по очень сильно выдававшемуся вперед подбородку и кривым рогам над низким лбом, вряд ли это было лицо, скорее уж морда.
Крылатое существо церемонно, по-восточному поклонилось Вершинину. Тот в ответ коротко кивнул, указал на девушку. Перед лицом Тамары мелькнула оскаленная клыкастая пасть, полные злобы темные глаза и приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями. Сильная когтистая рука, а точнее, лапа, опустилась на ее голову — и девушка потеряла сознание…
Соня проснулась (или очнулась?) резко, рывком, будто вынырнула с большой глубины на поверхность. Ее забытье, в сущности, не было похоже на сон, скорее все же это был обморок, тяжелый, темный, без сновидений. Но он принес долгожданное облегчение, стало легче дышать, думать, двигаться. Девушка почувствовала себя отдохнувшей, и многомерный, разноцветный мир энергетических полей уже не пугал и не угнетал ее.
Приподнявшись на локте, Соня огляделась. Ей не понадобилось напрягать внутреннее зрение, чтобы разом увидеть все окрестные полости, гроты и каверны, окружающие небольшую пещерку, в которой ее застигло беспамятство. Новое умение далось органично, оно стало частью Сони, и девушка поняла, что теперь это будет с ней всегда, как навык езды на велосипеде, как способность писать и читать.
Жуткий червь не оставил черного следа, подобного следу демона каппа, но Соня почему-то совершенно точно знала, куда он уполз. И там, в сумрачной багровой дали, ей виделась злая, могучая сила, готовая обрушиться на каждого, кто к ней приблизится.
— Я все равно дойду! — упрямо сказала недоброй мгле Соня.
Она покосилась на шипуляка. Тот сидел на корточках, вцепившись когтистыми пальцами ног в край большого камня. Глаза полуверка горели в темноте, как два фонарика. Вздохнув, Соня поднялась на ноги, отряхнула кожаное пальто от каменной крошки. Протянув руки, она как можно приветливее улыбнулась шипуляку, и он доверчиво, точно одинокая бородатая обезьянка, вскарабкался к девушке на плечо.
И вновь Соня шла по мрачным катакомбам, вновь тени давно умерших людей тянули к ней из-за камней свои бесплотные руки, вновь свивались в удивительные узоры цветные линии и ленты энергетических полей. Зорко следя за ними, Соня тем не менее прислушивалась к себе. То ли под воздействием всей этой энергетики, то ли как следствие перестройки организма, но настроение у девушки менялось постоянно — от эйфории до безнадежной депрессии. В какой-то момент ей стало страшно. Некстати вспомнилась песня, слышанная несколько лет назад. У Сониного отца была большая коллекция записей того, что называется русским роком — в молодости он увлекался музыкой, — и лет в четырнадцать Соня решила ознакомиться с родительским собранием.
Русский рок напугал Соню. Злые, тревожные, красивые и пугающие одновременно песни открыли перед ней какую-то новую реальность. В этой реальности люди мучились и страдали, размышляли, задавали вопросы — и не находили ответов.
На одном из дисков отцовской коллекции была записана группа со странным названием, связанным с косметикой. Эта композиция не относилась ни к одному из известных Соне музыкальных течений. Что-то неуловимо-безумное ощущалось в печальной, тоскливой мелодии. Слова же она запомнила так:
Сквозь метели снежный рой
Сзади тащится за мной
Оборотень-лис с рыжей головой.
Это ведьмы злой каприз.
Догоняет меня лис.
Глотку хрипом дерет:
«Эй, остановись!»
О… оборотень-лис.
У меня ядовитый язык, ты поберегись.
У него ядовитый язык, ты поберегись…
Как смешно шинель трещит,
Под когтями трепещит
Жалкое тело мое.
Не плачь, Лилит.
Угасает жизни свет,
Близость тел теперь как бред.
Ветер, Лилит передай мой последний привет…
О… оборотень-лис.
У меня ядовитый язык, ты поберегись.
У него ядовитый язык, ты поберегись…
Зубоскалит череп мой
Над злодейкою судьбой.
Лис сожрал мой язык
И в мир ушел иной.
Превратившись в смрадный гной,
Разлагается со мной
Оборотень-лис с рыжей головой.
О… оборотень-лис.
Земляникой ты цвети для моей Лилит…
Земляникой ты цвети для его Лилит…[20]
Соню передернуло. Ей вдруг очень захотелось обернуться и удостовериться, что за спиной никого нет, что никакой оборотень-лис не тащится следом за ней. Конечно, она знала, что там никого нет, но одно дело — знать и совсем другое — когда знание это подкрепили самые весомые свидетели в мире — собственные глаза.
