Карина Демина - Наша светлость
Кайя и сам слышал, но ему нравилось спрашивать просто потому, что он мог говорить с ней, а Изольда — отвечать. И ответы ее несли отпечатки ее же эмоций. Усталость. Сомнения. Предвкушение скорой свободы. И много-много мыслей о том, что еще нужно сделать. Слишком уж много.
…сейчас все закончится, но мне придется остаться.
…надолго?
Сожаление. И понимание.
…ужин. И возможно, дольше. Надо решить некоторые вопросы, но в твоем присутствии они не станут говорить.
…потом расскажешь?
…обязательно.
…тогда ладно. Нам с Акуно есть чем заняться… знаешь, кажется, я ненавижу балы. Мне всегда казалось, что это красиво, а тут… кошмар полный. Кайя, послушай, ты мог бы узнать осторожно, это Урфин запретил Тиссе на бал идти? Мне просто сказали, что она отказывается шить платье. А времени уже почти не осталось. И если он, то почему? Это как-то… неправильно. И вообще он моего портного напугал! Отелло фигов. Единственного, между прочим, вменяемого портного на весь этот город! Где я второго найду? Я не хочу опять в корсеты!
Она хмурилась, скорее от общей усталости, чем от злости. Кайя знал это состояние, когда для отдыха уже не хватает просто сна, а нужно что-то большее.
Уехать.
На Север.
И плевать, чего хочет Мюррей, — Ледяной дворец понравится Изольде. Сделанный из стекла и белого мрамора, он оживает именно зимой. Кайя помнит серое зеркало озера, замерзающего в первые же дни. Молчаливую стражу елей. И обындевевшие березы, ветви которых украшают бумажными фонариками. Скрытые зеркала, отражающие лунный свет, в котором дворец кажется выше, изящней.
Хрустальный флюгер.
Урфин еще мечтал добраться до него…
Алые грозди рябины.
А потом дальше, по санному пути. Чтобы наст скрипел под полозьями, кони взбивали снег в мелкую труху, и время от времени летело над трактом залихватское:
— С дороги!
Непременные бубенцы на сбруе. И одеяла из медвежьей шкуры. А в ногах — печка.
У Кайя получается передать ощущение тепла и дороги.
…всегда мечтала на санях покататься. Извини, что злилась. Ты-то ни в чем не виноват. Это у меня не выходит справляться.
…выходит. Ты слишком строга к себе. Ты хочешь всего и сразу, а это тяжело, особенно когда остальные против.
Потом будут фьорды. Изрезанный берег. Море, которое в грозу становится черным и стелет волны на скалистые простыни дна, готовое принять обессиленные схваткой корабли. Замки с высокими стенами, узкими бойницами и редкими окнами в донжоне. С длинными очагами, вдоль которых стоят столы. И места хватает всем, от баронов до слуг. На открытом огне жарят кабанов и быков, кур, перепелов и прочую живность, а старики поют песни о былых временах.
В этих песнях много правды.
Кое-что Кайя узнавал из них.
…не жди меня сегодня, ладно? Ложись спать. Я действительно не знаю, когда все закончится.
…это из-за листовок?
Да. А еще — пушек, которые доставили в город. И проповедников, что появлялись на улицах, говоря, что Ушедший создал всех людей равными. А если так, то правильно будет и все, что люди имеют, поровну делить. Гильдии не могли их не слышать.
И надо бы, чтобы услышали другое мнение.
Остаются трое. Мэтр Эртен, мэтр Ортис и молодой еще — относительно молодой — мэтр Вихро, глава гильдии кузнецов. Эти-то и принимают решения. Рано или поздно, но остальные пойдут за ними. Разве что кроме докторов и алхимиков, вечно считающих себя непричастными, стоящими выше прочих.
Старейшины не торопились говорить.
Они приняли приглашение, как принимали прежде, с достоинством и без душевного трепета, что, по мнению Совета, свидетельствовало о неспособности осознать ту высокую честь, которая им оказывается.
Ужин шел своим чередом.
Неторопливая беседа о посторонних вещах. Осторожные шутки. И вежливый смех. Похвала повару… и лишь по окончании трапезы мэтр Эртен заговорил:
— Городу лечебница нужна. Это хорошее дело.
Для него Кайя велел принести особый стул с твердой спинкой. У старика еще тогда спина побаливала, а после дня в Каменном зале и вовсе должна была бы разболеться.
— Мы поддержим. — Ортис занял место напротив Кайя.
Он не стеснялся смотреть в глаза, и, пожалуй, Кайя это нравилось. А Совет считает, что гильдиям не место в Верхнем городе, забывая, что гильдии этот город и построили, кормят и способны обрушить, хотя под обломками погибнут сами.
— И мы поддержим. — Кузнецы не отстанут от оружейников. Вечное соперничество, расколовшее некогда единую ветвь.
— Спасибо.
— С учениками другое дело… — осторожно начал Вихро. — Кто-то может решить, что ваша светлость вмешивается в дела гильдий. Ваша светлость платит сейчас ученикам, чтобы через несколько лет иметь собственных мастеров, которым будут больше прислушиваться к вашей светлости, чем к старейшинам.
Мэтр Ортис кивнул, соглашаясь, что подобное мнение если и не высказывалось, то явно мелькало в головах гильдийцев. Они тоже боятся за власть и в этом схожи с лордами.
— Мне просто нужны люди, которые бы работали. Не на меня. На других людей. И мне странно, что гильдии этого не видят.
Видят. Но им выгоден постоянный дефицит. Он означает, что мастера не останутся без работы и работа эта будет оценена по достоинству.
Им не нужна конкуренция.
И старейшины молчат, предоставляя Кайя возможность говорить.
— Я надеюсь, гильдии поймут, что мною движет забота о городе. Но я хотел бы побеседовать о другом.
— О пушках? — Ортис потер щеки, которые год от года становились более пухлыми и розовыми. — Нехорошее дело… уходили ученики. Уходили подмастерья. Никто не хочет ждать, пока освободится место. Два-три года — это хорошо. А если десять? Или дольше? Если у него не хватает таланта мастером стать? А он думает, что хватает? И тут ему говорят — наплюй, иди и будешь свободен.
— То есть кто-то из ваших?
— Возможно. Ваша светлость, я не хочу лгать. Но и отмалчиваться не стану. Я бы все понял, но чтобы пушки… в родной дом пушки!
Он и вправду был расстроен, этот человек, которого многие считали забавным. Поговаривали, что Ортис имеет привычку наряжаться в женское платье, но при этом добавляли, что странность эта никак не сказывается на таланте. Его руки творят волшебство.
— Город звучит иначе, — сказал Кайя, обводя взглядом людей, на чью поддержку рассчитывал гораздо сильней, чем на поддержку Совета. — Он более склонен… к мятежу.
— Это чужаки. — Мэтр Эртен говорил очень медленно, видно было, что слова даются ему с трудом. А когда его не станет? Кто займет его место? И будет ли этот мастер хоть вполовину столь же талантлив? — Они приходят и говорят, что мир устроен неверно. Что многое имеют те, кто ни на что не способен. А те, кто способен, вынуждены тяжело работать. Их слушают. Кайя, я знаю, что ты не желаешь зла городу. И люди тебе не безразличны. Но в этих словах есть правда.
