Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике
"Хороша", – хотел сказать я и не успел, ибо…
Из норы высунулась огромная драконья харя с таким видом, словно хотела спросить: "А что это вы тут поделываете, добрые люди?"
Принцесса чуть отступила на шаг, прикрылась лодочкой ладони и позвала:
– Иди, иди сюда, лапонька, ну же, ну же…
Дракон выкарабкался весь. Бугристый, крокодилистый – он напоминал ожившую гору, вздумавшую притвориться ящерицей.
Для начала дракон ахнул хвостом, и я едва успел отскочить и вытащить меч.
– Рыцарь, – чуть не взвизгнула принцесса, – мы договаривались!
Змеиный раздвоенный язык выстрелил из пасти дракона.
Я чуть не выронил меч. Я все это видел, видел на экране – в день окончания карантина.
Только Мэлори, моя Мэлори не выла в предсмертной последней муке, а запрокинув голвоу, стонала в унизительном наслаждении. Я увидел, как глаза дракона налились кровью, как весь он, от когтей на корявых растопыренных лапах до острого гребня вдоль мощного хребта, напрягся, выгнулся…
Принцесса взмахнула руками.
– Аах, – этот вздох сдернул меня с места, и вовремя сдернул: еще секунда, и Кэт была бы разорвана – снизу доверху.
Меч вонзился в то самое место, какое мне столько раз снилось – меж шеей и затылком.
Но дракон не погиб, он зашипел, роя лапами землю, исходя пеной.
Он был полупарализован. Я пригвоздил его к земле, как прикалывают бабочку в альбом энтомолога…Она трепыхается так же нелепо и беспомощно.
– Не убивай, – выкрикнула принцесса.
Она лежала на земле, опрокинутая навзничь.
Две наших лошади, привычные ко многому, невозмутимо пощипывали травку чуть поодаль.
– И то верно, – сказал я, – а ну-ка в сумке, притороченной к седлу, обнаружь-ка клещи.
– Клещи? – принцесса отползла по земле прочь от места, где хрипел дракон, пригвожденный, пришпиленный моим мечом, как пришпиливают бабочек… ну, и вы знаете.
– Клещи, Кэт, клещи, – подтвердил я, – и поживее. В противном случае я проколю, продавлю ему кожу, а его смерть не входит в мои… кажется, и в ваши планы…
Принцесса вскрикнула, вскочила на ноги и уже через мгновение распутывала сумку.
"Она меня спасла, – думал я, то налегая всем телом на меч, то ослабляя нажим, – если бы я полез защищать ее честь, этот зеленый гад разнес бы меня с моим допотопным вооружением по кусочкам по всем близлежащим полям и долам, горам и низинам…"
Принцесса протянула мне блистающие на солнце серебряные огромные клещи.
– Вот, – сказала она, – вот клещи.
Сейчас она походила на перепуганную, перемазанную в грязи и крови несчастную голую униженную девчонку. Клещи были царственнее, королевственнее ее. Клещи больше походили на голую принцессу, чем она на самое себя.
Я налег на рукоять меча грудью, освободил обе руки…
Дракон чуть вздрагивал, точно интеллигентный человек, сдерживающий рыдания.
"Она спасла меня, – думал я, – если бы я прикончил этого гада, я бы лег рядом с ним".
Я уже видел вдали цепь конников, наставивших копья.
"По мою душу, – подумал я, – или… по мое тело…"
Я примерился, изогнулся и вцепился клещами в изогнутый драконов клык.
("Значит, так, – объясняли нам еще в карантине, – если уж не кокнули дракона для рыцаря, если пришпилили бедняжку, то, главное, – выдрать клык… Семь потов сойдет, но…)
Я расшатывал, тянул… Дракон, обессиленный болью, уже не корябал землю лапами, только выл. И вой его вонзался в широкое пустое небо.
Принцесса стояла поодаль, тряслась от страха, от жалости – почем я знаю?
– Ну что ты стоишь? Что стоишь? Хоть помоги, возьмись за ручки и тяни вниз. Я же придавлю, проколю… Ну же!
Принцессу трясло; ладошкой, испачканной в земле, она утирала слезы и размазывала по лицу грязь.
Я увидел снова, какая она – маленькая еще девчушка, но не пожалел ее… Я ругнулся:
– Тяни, тяни же! Человеческим языком тебе говорю…
Принцесса сквозь всхлипы спросила:
– Это ты что, творишь заклинания? Да? Ты колдун?
Только тогда я понял, что говорил и ругался на незнакомом для нее языке. Я стал подбирать слова, мучительно припоминать все, что знал, все, что учил, но… о, удивленье! – я прекрасно понимал все то, что она говорила мне, но сам не мог выговорить ни слова.
Дракон уже и не выл – хрипел. Красноватые глазки его начали подергиваться белесой птичьей пленкой.
"Кончается, – подумал я, – финал… И мне – финал… Если верить принцессе. А почему бы ей и не поверить?"
Поэт появился совершенно неожиданно. Он вдруг возник рядом с принцессой, словно вынырнул из-под земли, и сообщил, вытянув руку вперед:
Эклога на смерть великана
Великан был велик, а карлик – мал,
великан был добр, а карлик – зол,
великан был силен, а карлик – слаб, в
еликан был убит, а карлик – убийцей, великан…
Покуда Поэт дундел свое, декламировал свою эклогу, бесконечную, как коридор подземелья, я все вспоминал, вспоминал и на "…был мал" – вспомнил.
– Выдерни КЛЫК! – гаркнул я.
Поэт прервался, поморщился и вежливо сказал:
– С удовольствием.
Он подошел к самой драконовой пасти и взялся за рукоять клещей.
Я подумал: "А если рискнуть?"
Я посмотрел на Поэта.
Он был хиловат на вид, узкогруд, худ.
Но здесь была важна не сила, а рывок – резкий, отчаянный, как вольный взмах топора при рубке дров, как вольный взлет шашки при рубке людей…
Я выпрямился. Меч, не сдерживаемый более моим телом, брякнулся оземь.
Секунда! И дракон за эту секунду налился жизнью, силой; я почувствовал, как он радостно вздрогнул.
И этот вздрог, эта дрожь жизни могла оказаться моей гибелью, но Поэт выказал себя отличным зубодером.
Мы рванули одновременно.
Из пасти дракона хлынула кровь.
Мы отскочили в сторону. Кони попятились.
Дракон вертелся на одном месте – вой, комья земли… а потом он остановился, тяжко дыша, двигая всем своим гигантским уродливым телом.
Принцесса, широко распахнув глаза, прижав ладони к вискам, смотрела на дракона.
– По такому случаю, – сказал Поэт, – полагается ода.
Я подошел к дракону для рыцаря.
Это была декорация мощи; его мог убить любой салабон, вроде меня, юного, глупого, прикончившего Малыша.
Дракон устало зашипел. И в шипении его было: не тронь, не нужно… – моление, а не угроза.
Я привязал к шее дракона веревку и потянул за собой.
Я протянул веревку принцессе.
– Кэт, – сказал я, – волоки чудище…
Принцесса покорно взяла веревку.
Поэт махнул рукой раз, второй раз и заорал дурным голосом:
Ода победителю!
Кто отличит беду от победы?
Победу от беды кто отличит?
Я подошел к двум лошадям, взял поводья… Повел их.
