Эрик де Би - Темноты
— Я убил своего хозяина, когда сам был всего лишь ребёнком, — сказал Кален. — Он был жестоким стариком, и я не испытывал к нему жалости. Мне было жаль взрослых сирот, которым за долгие годы он причинил столько боли… но, пойми, меня в большей степени беспокоил только я сам.
Файне кивнула. Она поняла.
— Я был вором, гнусным вором, — продолжил Дрен. — Со мной творили разное — ужасные вещи — а видел я гораздо худшее. Так что, когда я причинял боль остальным — убивал порой — я ни о чём при этом не думал. Я использовал собственный клинок, чтобы добыть деньги — или еду. Или просто потому, что нужно было выместить гнев, как это зачастую бывало. При рождении я уже был закалён сильнее стали, а со временем становился всё жёстче.
Кален почти хотел, чтобы Файне сказала, что ей жаль — словно та могла принять на себя часть вины за весь мир и даровать искупление. Но девушка лишь смотрела на него, внимательно слушая.
— Оставшись без хозяина, мне пришлось просить милостыню на улицах — предлагать собственные услуги за еду или кров. Вскоре после этого я повстречал Целлику, и она стала мне как сестра. Тем не менее, старания предыдущего хозяина не оказались напрасными — я стал камнем не только снаружи, но и внутри.
— Целлика тоже выросла в Лускане? — Файне кинула взгляд на дверь. — Она выглядит слишком мягкой.
— Она была узницей, — пожал плечами Кален. — Спаслась из хватки одного демонического культа.
— Культа? — Файне выглядела обеспокоенно. — Какого рода культа?
Кален снова пожал плечами.
— Целлика не распространялась сильно об этом, а я не спрашивал, — ответил он. — Я случайно её встретил, и она вылечила мне сломанную руку. Исцеляющее наложение рук.
— Ммм, — кивнула Файне. — Она была хорошей подругой?
— Я поначалу её тоже ненавидел, — сказал Кален. — Как только моя рука исцелилась, я ударил её, но только раз, — мужчина грустно усмехнулся. — Она положила меня быстрее, чем ты бы могла сказать собственное имя.
Файне хихикнула.
— Подобного и не подумаешь, глядя на неё.
— Крепкая маленькая девчушка, — произнёс Кален, и они с Файне вместе улыбнулись.
Затем Дрен остановился, не желая рассказывать ей историю о Гедрине или обретении Защитника, что, по сути, не имело значение. Это бы придало ненужный элемент благородства в его историю, а этого он как раз и хотел избежать. Не было места благородству в те времена.
— Когда мне было восемь, я…я совершил ошибку. Я сделал нечто ужасное, и мой магический шрам проявился с полной силой. Я не мог двигаться в принципе.
Он попытался отвернуться, но девушка сильнее сжала руку и посмотрела ему прямо в глаза. Кален стиснул зубы.
— Я был парализован, заперт в собственном мёртвом теле, не чувствовавшим ничего, но видевшим и слышавшим всё. Это было сродни моей детской болезни, но усиленной в стократ. Взрослый человек сошёл бы с ума, и, возможно, я тоже — я не знал, смогу ли когда-нибудь в принципе пошевелиться. Я даже не мог убить себя — только лежать и ждать смерти.
Дрен сжал кулаки так сильно, что смог почувствовать впивавшиеся в кожу собственные ногти — скорее всего, выступила кровь. Файне была рядом и смотрела прямо на него, жадно хватая каждое слово.
— Я молился — кому-то или чему-то, что могло услышать, — произнёс Кален. — Я молился каждое мгновение о настоящей смерти, но боги не слышали меня. Они покинули Лускан и каждого его жителя.
— Ты был верующим? — переспросила Файне. Голос девушки был почтительно тих, почти благоговеен. — Странный выбор для попрошайки.
Мужчина пожал плечами.
— Целлика тоже не верила в богов — исцеление даровали ей нужда, необходимость и потребность в спасение. Но она верила в правое дело, и определённо верила во зло. И хотя мне казалось, что дать мне умереть было бы милосерднее, каждый день она убеждала меня, что будет помогать, несмотря ни на что. Она любила меня, как я потом понял, но на тот момент мне этого было не понять.
Целлика не давала мне оголодать. Она заботилась обо мне, когда любой другой бросил бы меня умирать. Я её ненавидел за это — за то, что она не позволяла мне сдохнуть — но в то же время, и любил. Она кормила меня, мыла и читала порой. — а порой просто сидела рядом, разговаривая или просто молча. Просто была со мной, когда у меня не было ничего.
И, в конечном счёте, я начал молить о жизни. Просто о крохах жизни — лишь бы дотронуться до её щеки, обнять, поблагодарить. А затем бы смог отдохнуть, — Кален провёл рукой по щеке Файне. — Ты понимаешь?
Файне серьёзно кивнула.
— Что случилось?
— Ничего, — ответил Дрен. — Никакой бог не спустился с небес, чтобы спасти меня — никакие мольбы не вернули жизнь в моё тело. Я был одинок, и только Целлика была рядом, которая не могла сражаться за меня. Я должен был бороться сам.
Файне промолчала.
— Я перестал молиться, — сказал Кален. — Я перестал просить. Однажды… — он оборвал себя.
Мужчина сделал глубокий вдох и начал заново.
— После того, как я спасся от хозяина, но перед моей ошибкой — когда я был мальчишкой-попрошайкой восьми зим. Кое-кто сказал мне никогда не молить ни о чём. Великий рыцарь по имени Гедрин Тенеубийца.
Что-то, похожее на узнавание, мелькнуло в глазах Файне — имя, решил Кален.
Дрен продолжил.
— Он не спрашивал, почему я прошу милостыню — ничего о моём прошлом или о том, кем я был. Ему было всё равно. Он лишь сказал мне, не сказав никаких условий, чтобы я никогда ни о чём не молил. Затем рыцарь меня ударил — отвесил оплеуху, чтобы я запомнил.
— Как он мог! — Файне прикрыла рукой усмешку, а глаза блеснули весельем.
Кален хмыкнул.
— Это было последнее, что мне кто-то говорил прежде, чем меня парализовало, — произнёс мужчина. — И когда я лежал недвижимо, едва способный дышать или жить, я понял, что он был прав. Я перестал молить кого-нибудь спасти меня и начал бороться за собственное спасение сам. Не позволить себе умереть. Не сейчас — я знал, что умру, но не сейчас, — Кален разжал кулаки. — Затем, медленно — боги, как же это было медленно, — всё вернулось. Ощущение. Движение. Жизнь. Я мог снова разговаривать с Целликой. Я сказал ей, чего хотел — умереть — и она расплакалась. Попроси я её, и Целлика сделала бы это, но я не стал. Она убедила меня подождать — десять дней, посмотреть, станет ли лучше.
Рыцарь закрыл глаза и выдохнул.
— Стало. Очень медленно, но я поправился: Целлика помогала мне учиться заново двигаться и поддерживала, — проговорил Кален. — Но я знал, что всё временно. Когда у нас появились деньги на найм жреца, тот сказал, что во мне до сих пор живёт отголосок Магической Чумы — магический шрам, пожирающий меня изнутри. Возможно, он у меня с рождения.
