Стеф Свэйнстон - Год нашей войны
В поле моего зрения появился зубец. Своими длинными синими руками он переливал какую-то густую бордовую жидкость из ведра в лейку. Я посмотрел на него повнимательнее — благо он был один и выглядел довольно старым. Когда он шел, его когтистые ноги оставляли в блестящей пыли глубокие следы. Из одежды на нем были только потертые шорты, над ремнем которых нависало толстое брюхо. Тощие пряди седых волос падали на мощную мускулистую спину и остатки панциря, некогда украшенного фиолетовой татуировкой. В качестве ремня он использовал переплетенные глазные нервы — знак культа Множественного Перелома. На специальном брелке, покоившемся у него на брюхе, были нанизаны оторванные пальцы. В его коллекции имелись и изящные женские пальчики, и толстые пальцы солдат, и детские пальцы с обгрызенными ногтями. Я видел и бирюзовые органы осязания других зубцов, и короткие, мясистые пальцы лардваарков — все нацепленные на одно кольцо. И они шевелились, гнулись, извивались… Пальцы были живыми! Зубец поднял свою зеленую лейку, и я выступил из-за стены.
Расправив плечи, чудовище зарычало.
Я кашлянул.
— Простите, вы не могли бы мне помочь? Я ищу Кезию, ящера. Он серого цвета, примерно вот такого роста, — я взмахнул руками над головой, — с вытянутой мордой и кучей зубов. Вы его не видели?
— Гр-р-р?
— Я оставил его неподалеку отсюда несколько месяцев назад, однако я думаю, что если он все еще жив, то должен быть здесь.
— Гр-р-р!
— Ну, если вы так настроены, то я, пожалуй, пойду…
— Как ты вообще осмелился ступить на землю Ауреаты?
Создание захлебывалось от ярости. Когда оно шагнуло ко мне, я попятился назад.
— Я — бессмертный, — с пафосом воскликнул я, разыгрывая единственную карту, которой снабдила меня судьба.
Зубец был слишком разгневан, чтобы впечатлиться. Он ухмыльнулся, и его сухие губы прилипли к острым резцам.
— Какую плату я мог бы предложить за возможность поискать там? — Я указал на ворота, и синие, похожие на гальку глаза уставились на мою руку. — Ах да, — продолжил я, демонстративно протянув вперед руки. — Я восхищен вашей коллекцией пальцев, и, полагаю, у меня найдется, чем расквитаться за то, что вы позволите мне поискать моего друга в этом лесу…
Престарелый последователь культа Множественного Перелома вытащил из-за пояса острый нож. Я спрятал руки за спину.
— После того, — рявкнул я, оскалившись, — как ты покажешь мне Кезию.
Зубец кивнул своей тяжелой головой.
— Его посадили.
— Что? На кол?
— Нет. В ведро.
Когда я увидел их, мне стало плохо. Зубец сопровождал меня, стараясь не выпускать из виду все то время, пока мы шли сквозь ряды зловонных тел, среди леса из плоти. В конце концов, ведь я задолжал ему палец. Меня пробирала дрожь, и я старался не смотреть никуда, кроме как на залитую лимфой землю. Меня окружали ряды тростника, неравномерно посаженного под знойным небом. И повсюду живые растения, привязанные к тростнику. Некоторые кричали. Те, кто уже не мог кричать, тихо стонали, что было еще хуже. Но самыми ужасными оказались те, кто уже даже и не стонал — обмотанные мокрыми лентами кишок, которые, словно корни, пускали побеги новых конечностей. Садовник поливал их всех какой-то красно-коричневой жидкостью из своей лейки.
Мы прошли под американскими горками, сооруженными из костей. Там я увидел каких-то забальзамированных тварей, которые явно кричали своими зашитыми ртами.
Мы двигались дальше, и запах плоти становился все более кроваво-соленым, почти невыносимым. Нам встречались жуткие существа с глазами на пальцах, молившие о том, чтобы кто-нибудь положил конец их агонии. Некоторые из них походили на деревья: одни были неестественно тонкими, поскольку их сделали только из мышц, другие, напротив, слишком живо напоминали настоящий зимний лес, ибо состояли из белых костей. В то время как Насекомые просто уничтожают все, что встречается им на пути, зубцы подходят к процессу творчески. Садовник обвел меня вокруг комковатых зарослей из пищеварительных органов желчно-зеленого и темно-пурпурного цвета, украшенных орнаментом из кровеносных сосудов, в которых пузырилась какая-то непонятная жидкость.
— Кезия? — позвал я. Почему, интересно, на этом дереве столько зубов? — Кезия!
— Ты — отвратительный торговец дурью, — прозвучало в конце концов. Голос потускнел от невыносимой боли.
— Проклятье, Кезия, мне очень жаль.
Я остановился перед высоким деревом, покрытым чешуей.
— Что ты снова делаешь здесь, парень? — прошипело дерево. — Ты сказал, что будешь держаться подальше от порошка.
— Я пришел, чтобы найти тебя.
— Поразительно. Хочешь тоже стать растением?
— Есть некоторые вещи, которые мне необходимо узнать.
Голова и морда Кезии был ободраны до мяса, длинную шею поддерживала трехметровая подпорка, подсунутая куда-то под нижнюю челюсть. Разноцветные провода, веревки и ужасного вида трубки обвивались вокруг его покрытого слизью хребта. Кишки Кезии лежали в ведре, и зубец обильно полил их из своей лейки. Ящер шумно вдохнул, голое розовое веко задрожало над единственным оставшимся глазом янтарного цвета.
— Теперь они никогда тебя не отпустят. — Опять вздох. — Даже за все мясо Пангеи. — Кезия шепелявил, поскольку нижняя челюсть ему досталась от какой-то другой твари.
— Кезия, что такое королевский двор? Там была светловолосая девушка, состоящая из червей. Она спасла меня. Когда тебя…
— Разорвали на части. Да, это было чертовски неприятно. — Верхняя губа Кезии скривилась в подобии усмешки.
— Кто она?
— Я не могу…
— Кто она такая?
— Плохие новости, приятель. Она — Повелительница Червей, капитан стражи… Она работает на короля.
Король Эпсилона. Как странно.
— Кто он? Зубец?
Кезия помолчал и снова жадно вдохнул, ожидая, что садовник плеснет ему еще немного красной жидкости. Но тот уставился на меня и не двигался.
— Нет. Человек, которого ты привел сюда. Данлин.
— Данлин? Рейчизуотер? Но как?
— Он сказал, что мы все должны сплотиться… Он ненавидит Насекомых. О нет. О, черт. Вот и она.
— Что…
Земля под ногами затряслась, и я умолк. Я посмотрел вниз — камни катались туда-сюда и подскакивали. У меня между ног проскользнул длинный, тонкий червяк. Я подпрыгнул. И тут всю землю вокруг меня наводнили черви. Без труда расталкивая золотые булыжники, они протискивались на поверхность и тут же соединялись, образуя некое подобие шевелящейся фигуры. Живой столб, состоящий из червей, быстро стал выше меня ростом и принял форму красивой девушки. Она стояла, слегка покачиваясь. Ее волосы словно бы слегка пританцовывали.
Садовник поспешно покинул наше общество.
