Галина Гончарова - Интриги королевского двора
Сел рядом на кровать, погладил по волосам.
Рабы выскользнули за дверь, оставляя отца наедине с сыном.
— Амир, ты умираешь.
— Я знаю, отец.
— Мне написал Тахир Джиаман дин Дашшар.
— Да, отец.
— Я знаю, ты отпустил его. Почему?
— Он тоже знал, что я умираю. И… не лгал мне.
— Вот, значит, как… я не противился тогда. И не стал ловить его. И преследовать тех, кто ему помог. Как оказалось — не зря.
Вспыхнувшая надежда отозвалась острой болью. Но к боли юноша давно притерпелся.
— Отец?
— Он пишет, что тебе дают яд. Он не знает, как, но знает человека, который распознал отраву с его слов и может тебя вылечить.
— Так пусть…
— Это — женщина. Ативенская графиня Иртон. Я расспросил людей. И она действительно творит чудеса. Но сюда я ее вызвать не могу. Пока я спишусь с Эдоардом, пока он напишет ей, пока она приедет…
Юноша кивнул.
Полгода. Минимум.
Он столько не протянет. Докторусы давали ему месяца три. Максимум.
— Я придумал иначе. Ты отправишься в Иртон.
— Н-но…
— Если это яд — отравителю сложнее будет давать его на корабле. Я знаю, что сейчас зима, что пролив опасен… я знаю. Но выбора у нас нет.
— Здесь я умру. Там же…
— Это — шанс. Крохотный, но шанс. И заодно я напишу Эдоарду. Тебе с собой я дам золото, дам людей, дам почтовых птиц… и буду ждать вестей, сын.
— Я сделаю все, чтобы выжить, отец.
Амир смотрел твердо и серьезно. И Ханган вздохнул.
— Верно говорят мудрецы, что только от любимой и любящей женщины рождаются настоящие дети. Гизъяр готова была войти в огонь ради меня. А я любил ее без меры и памяти. И тебя люблю. Ты мой первенец. Остальные мои сыновья… Селим глуп и слаб. Шаран шалеет от женщин — Ханганатом будет править не он, а его гарем. Мехмед скорее ученый, чем правитель. Рашад — воин. Ему нельзя доверять страну. Джиан и Зуртан слишком малы. И неизвестно, что из них получится. Ты — единственный, кому я бы доверил страну.
— Кому-то это не понравилось.
— После твоего отъезда я объявлю, что наследником станет Рашад. И посмотрю, что получится.
— Не…
— Остальные еще хуже.
— А если…
— Я знаю. Я подставляю под удар еще одного сына. Будь оно все проклято…
Амир впервые видел на лице отца слезы.
— Вернись живым, сынок. Только вернись.
— Я постараюсь, отец.
Обрывки мыслей, слов, чувств… неужели когда-то он просто — жил?
И — боль.
В какой-то момент стало легче. А потом…
Грохотнуло так, что мальчик открыл глаза.
— Какого… и …, вы, … и … тут делаете, …?!
Голос был звонким, женским и отчетливо властным. Да и текст… Амир настолько удивился, что даже попытался открыть глаза.
Он был уже не на корабле. Лежал в просторной комнате, из окон лился солнечный свет, вокруг все было белым и удивительно чистым, пахло чем-то резким — и посреди комнаты стояла ОНА.
Таких женщин Амир еще не видел.
Он успел познать женщину, но ни на рынках, ни в гареме ему не встречалось что-то подобное… если бы Амир видел вирманских женщин — он бы так не удивился. Но вирманки редко приплывали в Ханганат по своей воле. А рабыни — они всегда сначала рабыни, а потом — люди.
Эта же…
Высокая, с толстой золотой косой, в чем-то зеленоватом и белом, она стояла посреди комнаты — и отчитывала его докторусов, не выбирая выражений.
— Вы что — с ума сошли?! Какие курильницы в больнице? В… нос себе их засуньте для большей устойчивости! И зачем вы приволокли сюда эту грязную шкуру?!
— Это шкура не рождённого жеребенка, освященная в храме…
— А стирать вы ее не пытались? Вон отсюда с этой пакостью! И если я еще раз ее увижу рядом с пациентом — вы у меня сами родите! Тахир какого лешего меня не позвали сразу же?!
***Лиля была, мягко говоря, не в настроении. Она до поздней ночи сидела рядом с бессознательным пациентом, поила его взбитым белком из ложечки, пыталась скормить активированный уголь… потом еще инструктировала сиделок — с легкой руки Ингрид всех вирманских женщин Лиля готовила, как медсестер.
Уснула она ближе к рассвету.
А через пару часов ее разбудил Джейми, который начал так целенаправленно ломиться в дверь, что даже вирмане не остановили.
— Что случилось?
— Госпожа, там ханганские докторусы… вы же велели, чтобы никто не подходил к больному, кроме вас.
— Где Тахир?
— Пока там, держит оборону.
Последние слова Джейми договаривал уже в закрытую дверь.
Лиля швырнула одеяло прямо на пол и заметалась по комнате.
Натянуть рубашку, впрыгнуть в юбку-брюки, накинуть жилет — и вперед. Косу на ходу переплетем.
В палату она влетела ураганом — и вовремя.
У кровати пациента последним заслоном стояла одна из вирманок, уперев руки в бока с таким выражением, словно сейчас топор возьмет…
Тахир героически держал оборону от трех осанистых старцев с бородами, один из которых потрясал тяжелой бронзовой курильницей так, словно намеревался въехать оппоненту по голове, второй размахивал куском грязной тряпки непонятного назначения, а третий был обвешан пучками трав и перьями птиц.
С трав сыпался мусор, с тряпки сыпался мусор, курильница дымила нещадно, так, что Лиля едва не расчихалась.
И — озверела.
Да так…
Бог не обидел графиню ни ростом, ни массой. А за последние несколько месяцев масса стала уже не творожной, а скорее мышечной.
Так что первым делом Лиля выхватила курильницу.
И от души грохнула об пол, разметав содержимое по полу.
Уберут!
Твою же ж…!
Мужчины обернулись на нее с искренним возмущением, но прежде чем кто-то успел рот открыть — Лилиан Иртон перешла в атаку.
***— Ваше сиятельство, я сразу же…
— Значит так, — голос Лили не предвещал ничего хорошего. — Вы, господа, сейчас вымоетесь, выстираете свои шмотки — и чтобы я ни одного из вас не видела грязным, рядом с больным. Это первое. Второе. Прежде чем явиться сюда — будете получать разрешение либо от меня, либо от Тахира. Любого, кто придет сюда в наше отсутствие, я прикажу схватить, как отравителя. И третье. Подробно напишете мне, чем и как лечили мальчика. И предоставите образцы лекарств. А сейчас — ВОН!
Сказано было увесисто. А может, убедительности словам придали двое вирман, которые помчались в лазарет вслед за графиней — и сейчас ненавязчиво поигрывали топорами.
