Сурен Цормудян - Боевой вестник
Он имел привычку часто проводить ладонью по гладкому подбородку, как делают те, кто недавно побрился и еще не привык к отсутствию бороды. Его спутник, с аккуратной каштановой бородой и усами, носил похожую накидку. Высокий и статный, он отчего-то горбился и озирался по сторонам, пытаясь прикрыть лицо сползающим капюшоном.
— Торнай! Торнай чилка! — громко возражал смуглый худощавый торговец с наглыми глазами навыкате. — Начтоятчая чилка!
— Врешь, образина! — Выбритый сжал материю в кулак и отпустил. Образовались некрасивые складки. — Торнайский шелк так не мнется!
— Пачто товара папортил! — Торговец толкнул наглеца ладонью в грудь. — Проваливать, бродяга! Так и говорить, что манета нета! Давай, дазвидана!
— Да тебя высечь надо, что это барахло за торнайский шелк выдаешь!
— Дазвидана! — прикрикнул еще раз торговец и махнул рукой в пространство. — Гуляй давай!
— Пошли уже, — недовольно проворчал бородатый, подталкивая спутника. — Чего привязался к нему?
Они двинулись дальше вдоль торговых рядов рыночной площади Белой Гавани.
— Может, все же причесать ему физиономию? — вздохнул первый.
— Да уймись ты! С тобой, волчья душа, вообще на рынок ходить нельзя, оказывается. Ты битый час у каждого лотка торчишь, будто барышня, — недовольно ворчал Хлодвиг, усердно старающийся прикинуться простолюдином.
— Ты меня волчьей душой еще громче назови, Питер, и вся твоя затея с хождением в народ прахом пойдет.
— Не ворчи, Джон. Дался тебе этот шелк торнайский? У тебя и так уже полный мешок барахла всякого за спиной.
— Хочу рубаху новую пошить, летнюю.
— Так материя та синяя. А ты все черное да черное.
— Ну, пусть будет синяя для разнообразия. — Вэйлорд пожал плечами и снова тронул лицо.
Действительно, непривычно без бороды, поскорее бы выросла. Конечно, гладковыбритого простолюдина не так часто встретишь, но Вэйлорд был здесь совсем недавно и не желал быть узнанным.
— Да и какая, к тринадцатому, летняя рубаха? Септица на дворе уже который день. Осень идет.
— Не скоро до нашего теплого юга осень доберется.
— Ну а чего ты там понакунил?
— Кукол для театра ее высо… Кукол для дочурки твоей. Ну и тряпиц разных, чтоб сама пошила. И пару книг с легендами заморскими. Да еще снадобье сонное из сильных вирганских трав. Говорят, хорошо помогает уснуть, когда боли мучают.
— А ей на что? — встревожился Хлодвиг-Питер.
— Да не ей.
— А тебе на что?
— И не мне. — Вэйлорд оглянулся и добавил тише: — Блэйду.
— Ты его никак опять на какую-нибудь пакостную затею подбить хочешь? — нахмурился король.
— Вовсе нет. Просто жаль его, уже который год мучается. Да и утомляют иной раз его бренчания под окнами среди ночи. Пусть спит крепко. Говорят, сон — лучшее лекарство.
— Смерть — лучшее лекарство.
— Как захвораешь, напомни об этом.
— Вот он, твой мятежный дух, — тихо засмеялся Хлодвиг.
— А ну посторонись, чернь! — рявкнул конный латник городской стражи.
Вэйлорд сделал пару шагов в сторону, увлекая за собой короля. Мимо неторопливо проехали три всадника, с презрением глядя на толпу вокруг.
— Ах вы, петухи, — зашипел Хлодвиг им вслед.
— С ума сошел? — Нэйрос тут же одернул его за локоть. — Ты не король сейчас, а чернь, как он и сказал.
— Да неужто мы как бродяги да оборванцы выглядим? Одеты просто, но не столь уж бедно!
— Какая разница. Мы простолюдины. А они властью облечены.
— Ну так, а я как же? Я тоже себя так веду? Или ты?
— Знаешь, Питер, друг мой… Бывает у человека безграничная власть. Вот как у короля нашего славного, Хлодвига…
— Шел бы ты в задницу, Джон…
— Дай договорю, бестолковый ты лоб. Бывает, что человек имеет великую власть, но при этом помнит, что он человек, и по-людски себя ведет. А бывает, что какое-нибудь ничтожество наделят властью вот на столько, — Вэйлорд сжал кончики большого и указательного пальца, — а оно уже чувствует себя полубогом. Но силен своей властью не тот, кто ею кичится, а тот, кто во благо ее обращать умеет и несет это бремя не как роскошную золотую цепь с каменьями, а как первейший свой долг перед людьми и королевством.
— Красиво сказал. — Хлодвиг покачал головой. — И кстати, я проголодался уже. А ты как? Тут есть трапезная какая-нибудь?
— О боги, Питер, прекрати харчевни трапезными называть. Идем.
* * *В харчевнях у рыночной площади свободных мест не оказалось, пришлось идти к гавани, хотя множество кораблей у причалов внушало опасение, что и там все забито. Однако в кабаке «Пьяный кракен» все же нашелся свободный столик.
Морщась, Хлодвиг разглядывал принесенное ему блюдо.
— Знаешь, Питер, в таких заведениях чем больше ты смотришь на еду, тем меньше хочешь ее есть, — произнес Вэйлорд, отпивая пиво. — Так что заканчивай с этим уже.
— Отвратно выглядит.
— А ты вспомни, как мы на одном известном острове ели более отвратительные вещи, да еще с аппетитом, прячась под одним плащом от проливного дождя.
— Эх, да, дружище. То славные были деньки.
По заведению бродил невероятно пьяный мужик в годах, с косматой бородой и взъерошенной шевелюрой. Держа здоровенную деревянную кружку с шапкой пивной пены, он то и дело пытался пристать к какой-нибудь компании, однако раз за разом ему давали понять, что его присутствие более чем неуместно. В конце концов неверные ноги привели его к дальнему столику в углу, за которым сидели двое.
— Чой это вы тут ссдите? — невразумительно выдавил пьяница.
Хлодвиг поднял на него взгляд, затем посмотрел на Вэйлорда.
— Мы ужинаем, — не глядя на приставалу, произнес Нэйрос.
— Фыпьем, а?
— А ну, поди прочь, — зло прорычал король.
— Ты кто такой вообще?! — зашатался пьянчуга. — А я! Я Сэмюель Галиган! Так-то!
— И что с того?
— Я в родстве с самим лордом Галиганом!
Хлодвиг вопросительно уставился на Вэйлорда. Неужто правда? Вэйлорд поморщился и мотнул головой: брешет, дескать.
— Спьяну и самим Первобогом назваться немудрено, — заметил Нэйрос.
— Что-о-о? Да я, между прочим, внебрачный сын короля!
Прыснув пивом, Хлодвиг засмеялся:
— Тебя, глупец, не смущает, что ты старше своего отца в таком случае?
— Что ты там сказал? — угрожающе прошипел пьянчуга.
Склонившись над столом, он оказался справа от сидевшего к нему спиной Вэйлорда. Нэйрос огляделся украдкой, затем поднял руку, вцепился в шнуровку туники Сэмюеля и резко дернул вниз. Пьяница ударился головой о столешницу и рухнул на пол, разлив пиво из кружки и потеряв от удара остатки сознания.
