Евгений Малинин - Разделенный Мир
– Кто это?… – удивленно остановилась Злата.
– Это наш великий ханиф в исполнении великого Мада. – Ширван и не подумал задерживаться возле статуи.
Злата последовала за ним, с интересом оглядываясь на столь своеобразную скульптуру.
– Интересно, насколько велико сходство с оригиналом, – словно про себя пробормотала она.
– Совсем не похож, – ответил на ее бормотание Ширван. – Слишком прям!…
– Прям!… – изумилась Злата. – А по-моему, кривее и быть не может!…
– Может, может, – усмехнулся поэт. – Вот мы и пришли…
Они остановились перед шикарной мраморной лестницей, ведущей к колоннаде, за которой виднелись огромные золоченые двустворчатые двери.
– Ты думаешь, именно через эти… ворота должен войти во дворец младший хранитель библиотеки?… – растерянно поинтересовалась Злата.
Ширван взглянул на нее и вздохнул:
– Ишак безмозглый…
После этой самокритичной реплики он снова схватил Злату за руку и потянул ее мимо лестницы к левому углу дворца. Свернув за угол, он припустился по пустой улочке. Стена дворца кончилась, и они пошли вдоль витой чугунной ограды, за которой скрывался густой сад или парк. Внезапно в ограде возникли ажурные ворота с встроенной калиткой. Ширван остановился, ухватил свисающую на прочном шнурке бронзовую шишечку, и резко дернул за нее. Злата молча наблюдала за его действиями. Через пару минут в глубине сада мелькнул огонь, и стало ясно, что кто-то двигается по дорожке с лампой в руке. Ширван тоже увидел приближавшегося человека и шепнул Злате в самое ухо:
– Это дежурный офицер охраны. Объяснишь ему, кто ты и для чего пришла, и он проведет тебя во дворец. Если я тебе понадоблюсь, сможешь найти меня в той же чайхане, что и сегодня… – После этих слов он отскочил в сторону и растворился в вечернем сумраке.
А спустя несколько мгновений возле калитки появился мужчина среднего роста, затянутый в довольно вычурный мундир.
Яркий свет фонаря освещал широкие розовые шаровары, снизу запрятанные в короткие сапоги, а сверху утянутые широким матерчатым поясом. На поясе в простых ножнах висела кривая сабля. Поверх заправленной в шаровары зеленой рубашки был надет сиявший золотым шитьем коротенький жилетик. На голове воина красовалась расписная тюбетейка, с верхушки которой свисала золотая тесемочка с кисточкой на конце.
Этот смешно разодетый молодец молча уставился на Злату, ожидая, видимо, пояснений от столь поздней посетительницы.
– Мне назначено белем Оземом явиться сегодня до вечерней молитвы, – пролепетала девушка.
– Имя? – коротко спросил офицер.
– Злата, – так же коротко ответила девушка. Офицер достал из кармана довольно замусоленную бумажку и, посветив себе фонарем, несколько секунд ее разглядывал. Потом молча спрятал бумажку назад в карман и приоткрыл калитку. Злата шустро прошмыгнула в образовавшуюся щель.
И в этот момент над городом глухо ударили большие барабаны, приглашая жителей столицы на вечернюю молитву. Офицер хмыкнул и указал Злате на дорожку, ведущую в глубь сада. Девушка двинулась по ней, а страж следом, высоко подняв фонарь над головой.
Дежурный офицер привел Злату в одно из служебных помещений, расположенное в задней части дворца. Здесь он, не предлагая девушке присесть, дернул за витой шнур, продернутый сквозь видневшееся у самого потолка отверстие и спускавшийся по стене. Минут через пять в комнату из внутренних покоев вошла полная круглолицая женщина в простом темном платье, поверх которого сиял белизной фартук. Офицер тут же расплылся в улыбке и, показав на Злату, произнес:
– Тетушка Сара, бель Озем пригласил эту девушку на сегодня, но сам он уже уехал. Размести ее в комнатах прислуги, накорми. Завтра она будет представлена белю.
Толстуха кивнула с улыбкой Злате, приглашая ее за собой.
Они прошли по слабо освещенному коридору, поднялись в бельэтаж, опять прошли по коридору и, наконец, вошли в большую, скромно убранную комнату, освещенную настенной лампой. Узкая кровать была застелена простым, но чистым бельем, у стены стоял небольшой туалетный столик с тазиком и кувшином для умывания. Рядом виднелись узкие дверцы стенного шкафа. В дальнем от входной двери углу был выложен маленький камин. В нем, словно точно зная, что комната будет населена, был разведен огонь.
Ветви, положенные в камин, вероятно, были сырыми, потому что шипели и сильно дымили, а слабые язычки пламени едва проклевывались между темными сучьями. Молчавшая до этого момента тетушка Сара подошла к камину и, взяв в руки небольшой тонкий бронзовый лист, попробовала несколькими взмахами раздуть огонь поярче. Нельзя сказать, что ей это удалось, и она заворчала.
– Вот бездельники, я же им говорила, что комната должна быть протоплена!… Ну, кто-то получит по шее… Ты, девочка, не беспокойся, я сейчас пришлю помощника дворцового мага, он живо растопит твой камин.
Она повернулась к гостье, замешкавшейся у входа, и остолбенела. Злата остановилась посреди комнаты, рядом с уроненной на пол сумкой и с непонятным ужасом смотрела в дымящийся камин. Глаза у нее остекленели, лицо страшно побледнело, а по лбу бежали ручейки холодного пота.
Толстуха бросилась к девушке и, приобняв ее за плечи, подвела к кровати и усадила. Затем она метнулась к туалетному столику, плеснув из кувшина, намочила краешек полотенца и быстро вернулась назад. Она начала аккуратно вытирать Злате лоб, приговаривая:
– Да что с тобой, девочка?! Что тебя так напугало?! Не надо ничего бояться!…
Наконец Злата закрыла глаза и тряхнула головой. Краски начали возвращаться на ее лицо, она глубоко вздохнула и прошептала:
– Спасибо, уже все в порядке. Уже все прошло…
Интерлюдия
Двенадцать лет назад в Югославии, в Косово, недалеко от маленького городка Призрен, в небольшой горной деревушке происходило нечто непонятное. Все население деревушки – человек двадцать пять – тридцать, собралось на небольшом крепко выбитом выгоне на окраине деревни. Посередине выгона в землю был вбит здоровенный кол, вокруг которого мрачные, неразговорчивые люди навалили огромную кучу хвороста. Этот хворост таскали все, даже маленькие дети.
И теперь они эту кучу поджигали. Вернее, хворост поджигали двое суетливых мужичков, а остальные, угрюмо столпившись вокруг, молча наблюдали за их действиями. Хворост явно не хотел разгораться. Может, потому, что последние четыре месяца безостановочно шли дожди, и вся древесина в округе пропиталась влагой, может потому, что поджигатели не имели необходимого опыта, только огня, настоящего могучего огня, все не было. Куча шипела, дымилась, иногда громко и голодно щелкала, порой между черными сучьями мелькали синеватые от слабости язычки пламени. Но эти «огненные потуги» все никак не перерастали в достойный огонь.
