Татьяна Коростышевская - Внучка бабы Яги
Влад опустился на колени, снизу вверх глядя на страдания своей мачехи.
— Иветта, — проговорил он с такой нежностью, что сердце бедной лузитанки забилось с удвоенной силой. — Пусть это останется нашей тайной. Я помогу вам сохранить вашу ослепительную красоту. А вы…
— Каким образом? — оживилась княгиня.
— Вода Серебряного озера, — широко улыбнулся Влад. — Я добуду вам ее.
Через некоторое время Дракон закрыл за собой двери княжеского будуара и, быстрым шагом пройдя через анфиладу парадных залов, спустился по винтовой лестнице в подвалы цитадели. Михай ждал его у тайного хода, сидя на корточках прямо на полу.
— Ну что? — встревоженно спросил братчик. — Вздорная баба подписала бумаги?
— А то! — помахал Влад пергаментом с еще влажными чернилами. — Женщины превыше всего ценят собственную внешность.
— Что теперь?
— А теперь, мой друг, нам необходимо найти ведьму, чтоб исполнить свою часть договора. Ты что-то говорил о франкской гадалке?
— Да, ее опекун ждет нас на постоялом дворе.
— Так поспешим. Надеюсь, дева будет достаточно мила, чтоб я смог навести на нее портал.
— И достаточно невинна, чтоб открыть путь к единорогам, — хохотнул Михай. — Тебе-то чего туда соваться? Хочешь, я сам водицы наберу?
— Ну сам рассуди, что выгоднее — покупать молоко у крестьянина или сразу украсть корову?
Михай наградил своего господаря понимающим взглядом:
— Значит, предстоит путешествие в Рутению. Десятка два ратников нам хватит?
— Думаю, да, — кивнул Влад. — Мы же с дружеским визитом к сопредельному владыке едем, а не на чужое добро лапу накладывать.
Михай расхохотался. И братчики один за другим юркнули в потайной ход.
Я потерла виски:
— Получается, вы с Драконом меня втемную использовали? Без надобности вам был рог индры-зверя?
— Ну да, — виновато ответил малорослик. — Нам нужен был главный единорог, причем в человеческом обличье, чтоб серебро подействовало.
— А с чего вы решили, что из-за меня он перекинется?
— Ну ты же ведьма, причем молоденькая да пригоженькая. — Михай внимательно рассматривал носки своих сапог, чтоб только не встретиться со мной взглядом. — Шансы, что вождь тебя захочет, были очень велики. Для бракосочетания он должен был принять людскую ипостась, и именно на рассвете. Как только солнце встало под нужным углом, Влад открыл портал.
— Так он, злыдень, значит, на постоялом дворе тренировался меня на манер маячка использовать? — Я почти кричала. — Руку набивал? Что он у меня теперь стащил? Какую вещь?
— Волосы, — буркнул Михай. — Он велел Инессе у тебя несколько прядок состричь. Говорил, так надежнее будет.
Я припомнила, с какой аккуратностью мастерица сметала со стола невесомые завитки, и заскрежетала зубами:
— А ведь я теперь поняла, почему князь не опасался разоблачения. Не успел бы Ив меня арканами озадачить. Я должна была раньше исчезнуть. Твой господарь заранее спланировал похищение, вырядил меня, как пугало огородное, да на люди выпустил. Ему и оставалось только — обиженную гадалку с цепи спустить и ждать, когда она сама меня к индрикам выведет.
— Влад умеет на много ходов вперед планировать, — с гордостью проговорил перевертыш. — Тактик!
— Ответь мне только на один вопрос. — Я ощутила усталость. — Откуда твой разумный повелитель про все это узнал? Про вождя индриков, про обычаи племени Семи Радуг и, драконья матерь, про то, что на рассвете Серебряное озеро превращается в зеркало? Откуда?
— Однако вопрос-то не один получается, птица-синица, — раздался вкрадчивый голос. — Навскидку — три, не меньше.
Валашский князь, скрестив на груди руки, поджидал нас на тропинке.
— Ну так расскажи, — резко сказала я. — Или тяжко языком после эдаких баталий ворочать?
— Я много читал, — послушно ответил Влад. — Собирал по крупицам рассказы очевидцев, смутные намеки в древних летописях, призывал…
Тут князь запнулся, но он мог дальше и не продолжать. Ежу понятно, демонов тонкого мира расспрашивал. И видно, у него сущности посильнее моей знакомицы Иравари на посылках бегают. Или, может, он вопросы задает получше, чем малолетние ведьмы-недоучки. Эх, отшлепала бы себя, да, боюсь, собеседники не так поймут.
— Кстати, нам надо поторопиться. — Господарь снял с плеча лямку холщовой сумы. — Забирай свое имущество. Мальчик-одуванчик велел отдать.
— Благодарствую, — приняла я передачу, на ощупь проверяя сохранность двух оставшихся рогов. — А по какому случаю убегаем? Лошадок опасаешься?
— Чего их теперь бояться? — улыбнулся Влад. — Просто здесь и у нас время по-разному течет. Загостимся — мирские возможности упустим.
Вот на все у злыдня наперед задумка имеется.
— Мейера на десять лет проход закрыла, — мстительно вспомнила я. — На это у тебя что заготовлено?
То, что было на такой случай у меня, костянисто постукивало в сумке. На вечерней зорьке воткну витой рог в сыру землю и перенесусь куда-нибудь подальше отсюда. Еще и прихвачу кого-нибудь из спутников. Того, кто вести себя хорошо будет.
— А на это, — широко улыбнулся князь, — мне с высокой башни… плевать. Я теперь над племенем Семи Радуг главенствую. И уходить-приходить могу, ни приглашения, ни разрешения не дожидаясь.
Михай хмыкнул, поведя глазами в мою сторону:
— Ну я же тебе говорил…
Тонкую радужную пленку перехода я заметила издали. С десяток шагов прошли мы от границы перелеска на знакомой поляне, а будто тише стали петь птицы, и выцвели яркие краски вечного заповедного лета.
— Я помогу, — взял меня за руку господарь.
— Погоди, — отстранилась я. — Слово напоследок молвить надобно.
Я повернулась лицом к Заповедной пуще, набрала в грудь побольше воздуха и четко произнесла:
— Лутоня! Меня зовут Лутоня.
Лопнула в вышине струна, ледяной ветер взъерошил далекие верхушки елей, и едва слышный голос прошептал: «Спасибо, ведьма…»
— Зачем? — удивленно изогнулись господаревы брови.
— Индрики верили, что если новичка произнесет свое мирское имя, все ниточки, которые связывают Заповедную пущу с миром, оборвутся.
— Это не так?
— Так, но… Теперь индрики вернулись в мир. Понимаешь? Эти нити не к миру их привязывали, а наоборот — тянули куда-то в другой.
— И откуда ты это знаешь?
— Дух места сказал, — пояснила я. — Ему было так одиноко болтаться в этой пустоте.
— А теперь?
— Теперь он в мире, как и хотел, опять чувствует своих собратьев. Их же много у нас — сущностей… Мудрейшая ошибалась в главном: это не конец, а начало.
