Бабель (ЛП) - Куанг Ребекка
«Она никогда ничего не делала». Его голос был хриплым. «Она не подняла тревогу. Она не кричала. У нее не было возможности. Эвелина Брук просто оказалась не в том месте и не в то время. Но Гриффин так боялся, что она выдаст его, что все равно убил ее. Я нашел ее на следующее утро».
Он протянул руку и постучал по потертому серебряному стержню, лежащему на углу его стола. Робин видел его много раз раньше, но профессор Ловелл всегда держал его отвернутым, наполовину спрятанным за рамкой для картин, и у него никогда не хватало смелости спросить. Профессор Ловелл перевернул ее. Ты знаешь, что делает эта пара слов?
Робин посмотрел вниз. На лицевой стороне было написано 爆. Его внутренности скрутило. Он боялся взглянуть на обратную сторону.
«Бао», — сказал профессор Ловелл. «Радикал, означающий огонь. И рядом с ним радикал, обозначающий насилие, жестокость и буйство; тот же радикал, который сам по себе может означать необузданную, дикую жестокость; тот же радикал используется в словах, обозначающих гром и жестокость.* И он перевел его как burst, самый примитивный английский перевод, настолько примитивный, что он едва ли вообще переводится как таковой — так что вся эта сила, это разрушение было заперто в серебре. Он взорвался в ее груди. Раздвинул ее ребра, как открытую птичью клетку. А потом он оставил ее там, лежащей среди полок, с книгами в руках. Когда я увидел ее, ее кровь залила половину пола. Все страницы были в красных пятнах». Он передвинул брусок по столу. Держи.
Робин вздрогнула. «Сэр?
Подними его, — огрызнулся профессор Ловелл. Почувствуй его вес.
Робин протянул руку и обхватил брусок пальцами. Он был ужасно холодным на ощупь, холоднее, чем любое другое серебро, с которым он сталкивался, и необычайно тяжелым. Да, он мог поверить, что этот слиток кого-то убил. Казалось, в нем гудит запертый, яростный потенциал, как в зажженной гранате, ждущей взрыва.
Он знал, что спрашивать об этом бессмысленно, но все равно должен был спросить. «Откуда вы знаете, что это был Гриффин?
За последние десять лет у нас не было других студентов, изучающих китайский язык», — сказал профессор Ловелл. Ты полагаешь, это сделал я? Или профессор Чакраварти?
Он лгал? Это было возможно — эта история была настолько гротескной, что Робин почти не верил в нее, не хотел верить, что Гриффин может быть способен на такое убийство.
Но разве он не лгал? Гриффин, который говорил о бабельском факультете так, словно они были вражескими комбатантами, который неоднократно посылал собственного брата в бой, не заботясь о последствиях, который был настолько убежден в манихейской справедливости войны, которую вел, что не видел ничего другого. Разве Гриффин не убил бы беззащитную девушку, если бы это означало обеспечить безопасность Гермеса?
Мне жаль, — прошептал Робин. Я не знал.
Вот с кем ты бросил свой жребий», — сказал профессор Ловелл. Лжец и убийца. Ты воображаешь, что помогаешь какому-то всемирному освободительному движению, Робин? Не будь наивным. Ты помогаешь мании величия Гриффина. И ради чего?» Он кивнул на плечо Робина. «Пуля в руке?»
«Как вы...»
Профессор Плэйфер заметил, что ты мог повредить руку, занимаясь греблей. Меня не так легко обмануть». Профессор Ловелл сцепил руки на столе и откинулся назад. Итак. Выбор должен быть очень очевидным, я думаю. Бабель или Гермес».
Робин нахмурился. «Сэр?»
«Бабель или Гермес? Это очень просто. Решай сам».
Робин чувствовал себя как сломанный инструмент, способный произнести только один звук. «Сэр, я не...
«Ты думал, что тебя исключат?»
«Ну — да, разве...»
Боюсь, не так-то просто покинуть Бабель. Ты сбился с пути, но я полагаю, что это произошло в результате порочного влияния — влияния более жестокого и своенравного, чем ты мог ожидать. Ты наивен, да. И разочарован. Но ты не закончил. Это не обязательно должно закончиться тюрьмой». Профессор Ловелл постучал пальцами по столу. «Но было бы очень полезно, если бы ты мог дать нам что-нибудь полезное».
«Полезное?»
«Информацию, Робин. Помоги нам найти их. Помоги нам искоренить их».
Но я ничего о них не знаю, — сказал Робин. Я даже не знаю ни одного их имени, кроме имени Гриффина.
«Правда.»
«Это правда, так они работают — они настолько децентрализованы, что ничего не говорят новым сотрудникам. На случай...» Робин сглотнула. «На случай, если случится что-то подобное».
«Как жаль. Ты полностью уверен?
«Да, я действительно не...»
«Скажи, что ты имеешь в виду, Робин. Не мешкай.
Робин вздрогнул. Это были точно такие же слова, которые использовал Гриффин; он помнил. И Гриффин сказал их точно так же, как профессор Ловелл сейчас, холодно и властно, как будто он уже выиграл спор, как будто любой ответ Робина должен был быть бессмыслицей.
И Робин мог представить себе ухмылку Гриффина; он точно знал, что тот скажет: конечно, ты выберешь удобства, ты, воспитанный маленький ученый. Но какое право имел Гриффин осуждать его выбор? Пребывание в Бабеле, в Оксфорде, не было поблажкой, это было выживание. Это был его единственный билет в эту страну, единственное, что отделяло его от улицы.
Он почувствовал внезапную вспышку ненависти к Гриффину. Робин ни о чем таком не просил, и теперь его будущее — и будущее Рами и Виктории — висело на волоске. А где был Гриффин? Где он был, когда в Робина стреляли? Исчез. Он использовал их для своих целей, а потом бросил, когда дела пошли плохо. По крайней мере, если Гриффина посадят в тюрьму, он это заслужил.
Если тебя заставляет молчать преданность, то ничего другого не остается, — сказал профессор Ловелл. Но я думаю, что мы еще можем работать вместе. Мне кажется, ты еще не готов покинуть Бабель. Не так ли?
Робин глубоко вздохнул.
От чего он отказывался, в самом деле? Общество Гермеса бросило его, проигнорировало его предупреждения и подвергло опасности двух его самых дорогих друзей. Он ничего им не должен.
В последующие дни и недели он пытался убедить себя, что это была стратегическая уступка, а не предательство. Что он не отказывается от важного — ведь сам Гриффин говорил, что у них есть несколько конспиративных квартир, не так ли? — И что таким образом Рами и Виктория будут защищены, он не будет изгнан, а все линии связи сохранятся для будущего сотрудничества с Гермесом. Но он никогда не мог до конца отговорить себя от неприятной истины — что дело не в Гермесе, не в Рами или Виктории, а в самосохранении.
«Сент-Алдейт», — сказал он. Черный вход в церковь. В подвале есть дверь, которая выглядит ржавой, но у Гриффина есть ключ. Они используют ее как безопасную комнату».
Профессор Ловелл записал это. «Как часто он туда ходит?»
«Я не знаю.»
«Что там находится?»
«Я не знаю», — снова сказал Робин. «Я сам никогда не ходил. Правда, он мне очень мало рассказывал. Мне очень жаль.
Профессор Ловелл окинул его долгим, холодным взглядом, затем, казалось, смирился.
Я знаю, что ты лучше, чем это». Он наклонился вперед над своим столом. Ты не похож на Гриффина во всех отношениях. Ты скромный, смышленый и много работаешь. Ты менее испорчен своим наследием, чем он. Если бы я только что встретил тебя, я бы с трудом догадался, что ты вообще китаец. У тебя огромный талант, а талант заслуживает второго шанса. Но будь осторожен, парень». Он жестом указал на дверь. Третьего не будет.
Робин встал, затем посмотрел на свою руку. Он заметил, что все это время сжимал бар, который убил Иви Брук. Он казался одновременно очень горячим и очень холодным, и у него возник странный страх, что если он прикоснется к нему еще хоть на мгновение, то он проделает дыру в его ладони. Он протянул его. «Вот, сэр...
" Оставь себе», — сказал профессор Ловелл.
«Сэр?
Последние пять лет я каждый день смотрел на этот брусок и думал, где я ошибся с Гриффином. Если бы я воспитывал его по-другому, или увидел бы его раньше таким, какой он есть, если бы Иви все еще... но не важно». Голос профессора Ловелла ожесточился. «Теперь это лежит на твоей совести. Оставь это себе, Робин Свифт. Носи его в своем переднем кармане. Вытаскивай его всякий раз, когда начнешь сомневаться, и пусть он напоминает тебе, на чьей стороне злодеи».
