Черльз Стросс - Семейное дело
В самом конце тоже виднелась скамейка. Там кто-то сидел, пристально рассматривая что-то на полу. Мириам быстро прошла вперед.
— Ольга? — окликнула она.
Когда Мириам была футах в двадцати от нее, Ольга выпрямилась. Она была в черном, полностью окутывавшем ее плаще. Волосы распущены, глаза покраснели.
— Ольга! Что случилось? — спросила Мириам, начиная тревожиться.
Ольга встала.
— Не походи ко мне, — сказала она. В ее голосе звучало неестественное напряжение.
— В чем дело? — теряя уверенность, спросила Мириам.
Ольга высвободила руку из-под плаща. Очень обдуманно и не спеша она нацелила прямо в лицо Мириам угловатый плоский автомат.
— Эй, ты, — сказала она, и ее голос дрожал от возбуждения. — Если у тебя осталась какая-то последняя ложь, которую тебе необходимо выложить, прежде чем я убью тебя, говори сейчас, шлюха, и покончим с этим.
Часть 4
Убийственная история
Недружественное поглощение
Комната для допросов была выкрашена в бледно-зеленый цвет, за исключением деревянного пола, который не был даже покрыт лаком. Единственное окно, прорезанное в одной из стен почти у самого потолка, пропускало лишь слабый свет бледного зимнего дня, который едва ли помогал мерцающей электрической лампочке, подвешенной где-то на самом верху. Единственный стол дополняли два стула, по одному с каждой стороны. Все три предмета меблировки привернуты к полу, звуконепроницаемая дверь запирается снаружи.
— Еще чаю, мистер Бергесон? — спросил полицейский инспектор в штатском, чрезвычайно изящно держа чашку двумя пальцами, большим и указательным. Он угрожающей массой возвышался над столом, затмевая хрупкую фигуру Бергесона: в комнате они были одни, инспектор явно не чувствовал необходимости в присутствии и помощи крепкого сержанта для «разогрева аудитории».
— Не возражаете, если я налью еще? — сказал Бергесон. Он приглушенно откашлялся в мятый носовой платок. — Пр’стите…
— Ну что вы, — сказал инспектор с той теплотой, с какой художник рассматривает свое творение. И улыбнулся, как улыбается капкан. — Суровые морозы стоят в Новой Шотландии[12] не правда ли?
— Закаляет характер, — успел ответить Бергесон, прежде чем в очередной раз захлебнуться мучительным кашлем. Наконец ему удалось остановиться, и он выпрямился на стуле, откинувшись на спинку, лицом к окну.
— Все именно так, как описывает на парламентских слушаниях министр правопорядка, не правда ли? — Инспектор благожелательно кивнул. — Должно быть, ужасно жаль вновь подвергнуть вас в такие годы закаливанию воли, а, мистер Бергесон?
Бергесон вскинул голову, склонив ее на бок. До сих пор инспектор был вполне вежлив. Он не использовал ничего вроде устремленных в лицо кулаков, не говоря уже об ударе коленом по яйцам, полагаясь вместо этого на чай, сочувствие и завуалированные угрозы, чтобы склонить Бергесона на свою сторону. На диво либерально для человека из Национальной службы безопасности, и Бергесон все последние десять минут ожидал, что на него обрушится очередной сапог… или его ударят между ног…
— Что я могу сделать для вас, инспектор? — спросил он, цепляясь за слабую надежду избежать неминуемого.
— Сразу перейду к сути. — Инспектор взял чайник и теперь медленно поворачивал его в огромных мозолистых руках. Казалось, он совсем не чувствовал жара, наливая коричневую жидкость в чашку Бергесона. Затем он поставил чайник и тонкой струей добавил тщательно отмеренное количество молока. — Вы старый человек, мистер Бергесон, за ваши годы много воды утекло. Вы знаете, что случается в комнатах вроде этой, и не хотите вновь такое пережить. Вы не молодчик-удалец, который готов в очередной раз нажить неприятности в споре с законом, вам это больше не нужно, верно? И вы не состоите на службе у французов, иначе мы давным-давно повесили бы вас. Вы очень осмотрительный человек. Я точно такой же. Осмотрительные люди — это те, с кем можно делать дело. — Инспектор осторожно покачивал круглый чайник в ладонях. — А для меня предпочтительнее заниматься делом, нежели проламывать черепа. — Он поставил чайник. Тот закачался на своем донышке, как отрубленная голова.
Бергесон сдержался.
— Я не сделал ничего, чтобы заслужить внимание Национальной службы безопасности, — заметил он с легким подвывом. — У меня никогда не было рыльце в пуху. Я помогу вам, чем только могу, но не вполне понимаю, чем именно…
— Пейте чай, — сказал инспектор.
Бергесон повиновался.
— Около полугода назад один малый по имени Лестер Браун продал вам туалетный столик с зеркалом, принадлежавший его любимой старой матушке, верно? — сказал инспектор.
Бергесон осторожно кивнул.
— С небольшими дефектами…
— А четыре недели спустя явилась женщина, назвавшаяся Хелен Блю, и купила его у вас, да?
— Гм. — У Бергесона пересохло во рту. — Да. А почему вы спрашиваете меня обо всем этом? Вы же знаете, все есть в моих конторских книгах. Я веду записи, как того требует закон.
Инспектор улыбнулся, словно Бергесон сказал нечто чрезвычайно смешное.
— Некий мистер Браун продает туалетный столик миссис Блю через посредство ростовщика, который известен мистеру Грину как доктор Ред. Разве этого недостаточно, чтобы собралась богатая цветовая гамма, мистер Бергесон? А если бы мы взяли другую четверку, мы могли бы собрать ну прямо-таки целую радугу для палача!
— Не понимаю, о чем вы, — натянуто сказал мистер Бергесон. — Что за бессмыслица? Кто эти Грины и Реды, о которых вы тут говорите?
— Проведя семь лет в одной из исправительных колоний Ее Величества за подстрекательство к мятежу в далеком семьдесят восьмом, вы так ничего и не поняли, черт возьми. — Инспектор медленно покачал головой. — Так называемые уравнители, мистер Бергесон. — Он наклонялся вперед, пока его лицо не оказалось в нескольких дюймах от лица Бергесона. — Видите ли, в этом туалетном столике совершенно случайно имелось пустое пространство, как раз над верхним ящиком, а внутри обнаружилось несколько аккуратно свернутых очень интересных бумаг. Вы ведь не стали бы вновь иметь дело с запрещенными книгами, не так ли?
— Как? — последний вопрос застал Бергесона врасплох, но его спас очередной приступ кашля, от которого его лицо перекосилось, превратившись в болезненный сморщенный узел, прежде чем успело выдать его.
Инспектор ждал, пока кашель утихнет.
— Вот что я вам скажу, — заметил он. — Вы обзавелись очень плохими друзьями, Эрасмус. Человеку ваших преклонных лет они не компания. То, что я не могу разобраться с куском бумаги, одно дело. Но если бы мне удалось поймать их, эту миссис Блю или мистера Брауна, они бы наверняка раскололись, оправдывая свой «ужин», — кому охота лезть в петлю? А вы вернулись бы прямо в Кемп-Фредерик раньше, чем осознали бы суть происходящего… да еще и с пожизненным сроком. Который в вашем случае составит приблизительно две недели, прежде чем чахотка унесет вас навсегда, а дьявол будет готов подрумянить вас на огне в преисподней.
