Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль
В центре круга медленно вырисовывалась едва различимая фигура. У нее были светлые кудри (такой оттенок называют льняным, хотя Анни не знала точно, какого обычно цвета лен), стройное андрогинное тело и бледное, в форме сердечка лицо со слегка унылым ртом. Анни с беспокойством осознала, что, хотя по виду это был ребенок лет десяти, она никак не могла определить его пол. Наконец она решила думать о нем в мужском роде, хотя и без особых на то оснований. Дитя казалось воплощением невинности и чистоты — пока Анни не заглянула ему в глаза.
Глаза были старыми.
— Приветствую тебя, Эриост, — поздоровался Бартелми.
— Тебя никогда не интересовали подобные игры, — заметило дитя. — Что изменилось?
— Только не ты, — отозвался Бартелми. — Оборотни не меняются.
— Я не из оборотней! Я дух, древний и могущественный, высоко стоящий в иерархии. Что тебе нужно от меня, толстяк?
— Новости о чаше, именуемой Санграалем или Граалем Лютого Торна. Известно ли тебе что-нибудь о его мощи или цели?
— Милая игрушка и всем нравится. Говорят, она из иного мира и способна отворять Врата. Может быть, так и есть, а может, и нет. Но всем хочется это выяснить.
— Чаша обреталась здесь веками, — задумчиво произнес Бартелми. — С чего вдруг именно теперь возник такой интерес?
— Близится ее время, — отозвалось дитя, — когда бы оно ни настало. Никто не знает точно, но все чувствуют. Происходят перемены в структуре, части складываются, образуя единое целое. Это случится скоро.
— Насколько скоро?
— Явятся знаки и предзнаменования. Так бывает всегда. — Ребенок рассмеялся чистым, как звон серебряных колокольчиков, голосом. — Мышка бежит.
— Мышка?
Дитя запело звонким, поставленным голосом:
Эники-беники-бам.
Мышонок бежит по часам,
Часы пробили ЧАС —
Мышонок сгинул враз —
Эники… Беники… БАМ!
— Весьма драматично, — вежливо заметил Бартелми. — Похоже, ты хорошо осведомлен обо всем. Верно сказано: «Средь вас юнец, что все приметит».[3] Остальные Старейшие знали гораздо меньше — или просто молчат. Быть может, ты слышал что-то о некоем водяном духе, которого также занимают эти вопросы?
— Водяной дух? — Выражение на лице духа по-детски быстро сделалось из веселого серьезным. — В водах больше не осталось духов. Последняя русалка умерла давным-давно. Ее могилу украсили водорослями, и закрыли ей глаза ракушками, и она превратилась в добычу крабов, на которых прежде охотилась. И все же ходят слухи, что где-то в самых глубоких и темных местах, вдали от Человека…
— Здешняя река не отличается ни глубиной, ни темнотой, — возразил Бартелми. — Но кто-то беспокоит ее воды.
Дитя на миг задумалось, потом запело:
Завеса на закате,
По реченьке волна:
По Глайду поднимается
Тварь с морского дна.
В реке зеленый локон,
Над заводью камыш:
Кто ты, что под водою
Без сновидений спишь?
Тьма взора в отраженье
Мглой комнат рождена;
Во взоре под водою —
Могилы глубина.
Ступает водной гладью —
К ладоням льнет волна:
По Глайду поднимается
Смерть с морского дна.
Несколько секунд Бартелми размышлял над услышанным. Потом спросил:
— Тебе известно его имя?
— Может быть, да, может быть, нет. А может быть, у него нет имени. Какой смысл в именах в глубине океана?
— И тем не менее он явился из тьмы, — заметил Бартелми. — Он бы не сделал этого, если бы не был призван; а чтобы призвать, нужно имя.
Однако ребенок уже совершенно по-детски потерял интерес к беседе, а вместе с ним и неестественную зрелость, и впал в ребячество, запев опошленный вариант какой-то детской песенки:
Грошовую спой песенку,
Набей в карманы ржи,
Пойди и вырви целочку
И в тесто положи.
Когда пирог разрежут.
Кровь брызнет на гостей:
Ну, чем не угощенье,
Достойное царей?
Мерзкие куплеты все повторялись и повторялись — тоном ликующим и насмешливым. Бартелми прошептал слова освобождения, и они постепенно затихли. Дитя превратилось в завиток тумана, из которого на миг сверкнули глаза; потом пропало.
— Что это было? — спросила Анни.
— Дух. Не суди по тому, как он выглядит: он очень стар и не обязательно мудр, зато многое знает. Он нам достаточно рассказал — если говорил правду. Твой водяной дух поднялся из моря, быть может, из самых глубин океана. Там, куда не могут проникнуть люди, еще кое-кто обитает. Человечество заполонило планету. Одни духи привыкают и наживаются на слабостях смертных — суевериях, жадности и отчаянии; другие удаляются в необитаемые уголки и таятся там, в самом сердце пустыни или джунглей. И нет места более необитаемого и пустынного, чем океанская пучина. Говорят, там Великий Морской Змей по-прежнему спит на дне, так плотно окольцевав собою мир, что прорезал Марианскую впадину. Там водятся кальмары, превосходящие своими размерами корабли, и причудливые твари, сохранившиеся со времен динозавров, и сокрытое логово Кракена. И еще — некоторые боги и богини древнего мира, коим уже давно перестали поклоняться. Я мог бы вызвать одного-двух, если круг выдержит и сами они не позабыли, кем были прежде. Видишь ли, нельзя призвать безымянный дух.
— Вы хотите призвать ту… тварь… сюда? — ужаснулась Анни.
— Нам следовало бы с ней повидаться. Именно поэтому я попросил тебя присутствовать при ритуале. Я хочу, чтобы ты опознала то, что мы увидим, — Бартелми подбодрил Анни своей привычной улыбкой, хотя на сей раз она не слишком на нее подействовала. — Как говорят, нужно знать врага в лицо. Не бойся. Круг сдержит его.
— Но ведь вы сказали, что нельзя вызвать дух без имени, — с некоторой надеждой проговорила Анни.
— Таково правило. Потому мне придется сделать то, что делают в подобных случаях все волшебники.
— Что именно?
— Сжульничать.
Бартелми возобновил вызов, и теперь Анни узнала имя: Рианна. Рианна Сарду.
— Таково имя, которое носил дух и, быть может, носит до сих пор, — пояснил Бартелми. — Так просто его не отбросить. Когда он явится — если он явится, — ничего не говори. Просто наблюдай.
Дух отозвался. Туман внутри круга, сгустившись, стал превращаться в столп, подобный тому, что поднялся перед Анни из речной воды. Точно так же он стал медленно обретать форму и лицо, похожее и одновременно не похожее на Рианну. Волосы струились подобно водорослям по течению, и длинное одеяние беспрестанно колыхалось множеством складок, а почва под ногами находилась в постоянном движении, словно вода.
