Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья
Его высокопреподобие рассеянно кивнул, поцокал языком и заявил, обращаясь больше к самому себе, чем ко мне:
— Скверно... Хотя, признаться, я ждал чего-то похожего. Орден вполне мог оказаться как дымовой завесой, так и реальностью... Ладно. Что вы можете поведать насчет этого?
Он наклонился, скрипнув выдвигаемым ящиком стола, и бросил поверх зеленого сукна мой печальной памяти отчет, написанный на оборотных листах судебных протоколов. Значит, он все-таки добрался по назначению.
— Почему вы не известили меня об этих фактах еще до начала разбирательства по делу Фортунати? — настойчиво вопросил отец Густав.
— Что бы это изменило? — ответил я вопросом на вопрос. — Только не говорите, что вы остановили бы процесс. Кроме того... кроме того, святой отец, я вам больше не могу верить до конца. Уж простите. Можете сколько угодно грозить немилостью Ордена Иисуса и лично вашей, мне, честно говоря, теперь плевать. Я выведал все, что смог, но мне запретили беседовать с вами на эту тему, убедительно доказав, что виновность или невиновность обвиняемых — понятие относительное, а престиж святейшей инквизиции и ее непогрешимость стоят превыше всего.
— Кто был столь убедителен, отец Алистер? — уточнил герр Мюллер. Пометил что-то в своих записях и глубокомысленно уставился в окно, за которым раскачивались черные безлистые ветви лип. Я помалкивал, запрещая себе надеяться на лучшее. Что-то изменилось вокруг. Что-то, не поддающееся словесному описанию, но улавливаемое несуществующим шестым чувством. Разгадка кружила поблизости, зазывно помахивая длинным лисьим хвостом, и отче Густав, похоже, не меньше моего хотел поймать ее за шкирку и затолкать в надежную клетку.
Мой любящий поболтать язык не выдержал первым:
— Зачем все это? Словно весь город участвует в заговоре против нас! Какого рожна кому-то — скорее всего, Мартиницу — понадобилось затевать эту дьявольскую свистопляску, втянув в нее столько действующих лиц? Чего он добивался? Убрать с глаз долой Мирандолу и Маласпину? Неужели они представляли для него какую-то угрозу? Кардинал — может быть, но посол Венеции? Каков подлинный смысл охоты на театр? Труппы синьора Фортунати — полагаю, он занял свое место в райском театре — более не существует, но почему по неведомым мне причинам это играет на руку кружку оккультистов, возглавляемому Никсом? Что здесь настоящее, что обман? Мы пляшем под чужую дудку, говорим с чужих слов и бредем совершенно не той дорогой. Истина лежит поблизости, но мы ее не замечаем!..
— Осуждение Маласпины изрядно пошатнуло бы авторитет католической церкви в Праге и в Чехии, — медленно проговорил отец Густав. — Сами понимаете. Назначенный Римом кардинал — и вдруг еретик... С другой стороны, если это дело от начала до конца состряпано и призвано служить отвлекающим маневром, то какую тайну оно скрывает? Кто засыпал нас потоком доносов и кляуз? И потом... Демон. Существо из чужого мира присутствует среди смертных...
Мы посмотрели друг на друга. С самого начала нашего знакомства я не без оснований полагал отца Густава Мюллера жестким и расчетливым мерзавцем, преспокойно оправдывающим все свои грязные дела благом церкви и неустанной борьбой с еретиками, но в Праге он наткнулся на кого-то еще более расчетливого, сумевшего использовать карающий меч инквизиции в своих целях. Герр Мюллер намеревался достойно отомстить, и, пока он не изменит своим намерениям, нам по пути.
— В ближайшее же время мне придется навестить Градчаны и побеседовать с господином наместником Ярославом Мартиницем, — холодно процедил наш Великий инквизитор. — Он, кстати, прислал мне вчера обширнейшую эпистолу с выражением своего неудовольствия тем, что расследование по делу Маласпины приостановлено. И отец Алистер, обуянный неожиданным приступом благочестивого рвения, его поддержал... Между прочим, вы не знаете, кто прикончил Краузера?
— А где Маласпина и Мирандола? — я решил показать, что тоже владею искусством перекидываться вопросами.
— Выше этажом, — преспокойно сообщил отец Густав. — Я распорядился перевезти их сюда. Один находится под присмотром лекарей, второй — стражников. Так что там с бедолагой Каспером?
— Он получил по заслугам, — я решил не вдаваться в подробности. — Попался людям, напомнившим Краузеру о его прошлых авантюрах. Тем, чьи друзья или близкие пострадали от его доносов. Значит, отец Алистер добивается продолжения следствия?
— Я бы сказал «упорно добивается», — в голосе папского легата послышалось легкое недоумение. — Насколько я знаю господина Мак-Даффа, он всегда сохранял умеренность, предпочитая отпустить виновного, нежели обвинить честного человека. В последние несколько дней он сам на себе не похож, особенно после того, как я заявил о своем намерении попытаться обелить имя Маласпины и восстановить его в должности... Это будет сделать довольно трудно, однако я напишу письмо Папе. Святейший понтифик пока что благоволит ко мне. Полагаю, я смогу убедить Павла Пятого и тот отдаст кардинальскую шапку сеньору Чезаре...
Моя подозрительность отчаянно затрезвонила во все колокола. От кого я слышу подобные речи? Не очередная ли ловушка для наивных простачков, полагающих, будто братьям святого Доминика ведомо раскаяние в совершенном? Где гарантия, что мне удастся выйти из этого кабинета или что за дверями меня не дожидаются бравые ребятки фон Цорна, не страдающие пагубной привычкой задавать лишние вопросы? Мне что, мало неприятностей?
В коридоре что-то грохнулось об пол и, судя по звуку, разлетелось вдребезги. От неожиданности я вскочил, вопросительно глянув на моего собеседника. Тот тоже выглядел не на шутку удивленным, если не прикидывался. Шум в коридоре повторился, теперь больше напоминая звук перетаскиваемого тяжелого предмета, и приблизившись к кабинету.
— Это что? — шепотом спросил я. Герр Мюллер озадаченно поднял бровь:
— Представления не имею.
Нечто тяжелое с размаху ударилось о дверь, послышалось странное шуршание, сопровождаемое не то всхлипами, не то бульканьем. Пожав плечами, я совершил очередной дурацкий поступок в своей жизни — аккуратно приоткрыл дверь, выглянул и охнул.
Свернувшись, точно спящее животное, на полу лежал человек, завернутый в черный плащ. Он, видимо, полз по коридору, оставляя за собой безжалостно скомканный ковер и цепочку размазанных кровавых пятен. Кровь? Раненый? Откуда? Почему головорезы герра Альбрехта не носятся по всем этажам в поисках злоумышленников? Собственно, кто это такой?
Отец Густав оказался быстрее меня — присел рядом с неизвестным и откинул в сторону полу плаща, закрывавшую лицо. Тут я вообще перестал что-либо соображать.
