Тени заезжего балагана - Кочерова Дарья

Уми закончила, и Ямада погрузился в раздумья, видимо, подбирая подходящие слова. Только когда они сошли с моста и двинулись вдоль набережной вниз по течению реки, монах наконец заговорил:

– Вы задаёте сложные вопросы, молодая госпожа Хаяси. Даже мой учитель не сразу нашёлся бы с ответом. Но я скажу так: применяя меру исключительно добра или исключительно зла, никогда не познаешь истинной сути вещей. Как сезоны сменяют друг друга один за другим, так и чувства, которыми руководствуются люди, могут измениться. Не стоит говорить, что чья-то душа полностью черна – даже злейший из демонов может обратиться к свету, как и мудрейший из праведников – обагрить свои руки кровью.

– Даже самый отпетый преступник способен сотворить добро и самый праведный из людей может совершить убийство, – пробормотала Уми, пытаясь свыкнуться с этой мыслью. – Выходит, вот она – та самая гармония, о которой вы говорили? Когда нет ничего абсолютного? Когда всё переменчиво, как ветер, задувающий с реки?

Ямада кивнул и снова улыбнулся, но на сей раз в его улыбке было больше затаённой печали, чем радости. На какой-то миг Уми показалось, что монаху удалось познать всю тяжесть этой истины на себе. Неужели ему и правда приходилось убивать? Уми не была уверена, что ей хотелось бы знать ответ на этот вопрос.

Чтобы перевести разговор в менее мрачное русло, Уми снова заговорила:

– Возвращаясь к нашему незапланированному купанию в пруду… Скажите, вы не почувствовали ничего странного?

– Я постоянно ощущаю потоки силы, исходящие от живых существ и от проявления той или иной стихии. Так что мне не совсем понятно, о каких странностях вы говорите.

Уми пришлось пересказать монаху всё, что случилось с ней этим утром после пробуждения, начиная от странного предчувствия, которое погнало её к пруду, заканчивая чёрными тенями, которые навели на неё такую жуть.

– А раньше в вашем присутствии происходило что-то необычайное, что могло бы хоть как-то быть связано с водой? – неожиданно поинтересовался Ямада.

Этот вопрос заставил Уми задуматься. Вскоре на ум ей пришло вчерашнее происшествие у чаши для омовений, когда вода оттуда чуть не выплеснулась на духа-фонарика, который повёл себя недружелюбно по отношению к Уми. Она вкратце поведала Ямаде об этой малозначительной истории, но монах ею почему-то заинтересовался.

– Присутствия ёкай в пруду я не почувствовал, – задумчиво проговорил он. – Но раз вы видели эти тени и ощущали их прикосновения, то я могу предложить, что это были, гм-м… некие сущности, прислужники водной стихии. Большего пока я сказать не могу – о воде я знаю не так много, как об огне, к силе которого я обращаюсь вот уже столько лет. Но я бы посоветовал вам держаться подальше от открытых водоёмов – по крайней мере до тех пор, пока мы не поймём, с добром эти сущности показались вам, или же они замышляют дурное.

Уми и сама не намеревалась больше соваться к пруду и куда бы то ни было ещё, какая бы сила её ни тянула к воде в поисках неизвестно чего. Видит Дракон, странностей в её жизни за последние пару дней произошло предостаточно, так что обзаводиться новыми ей хотелось в последнюю очередь.

Остаток пути они провели в молчании. Дзиэн назначил встречу на одном из причалов квартала Фурумати, и потому идти оставалось недолго. Уми не могла понять, почему каннуси выбрал именно это место. Утром на причалах всегда было не протолкнуться: рядом были рыночные ряды, и потому лодки, гружённые разным товаром, одна за другой причаливали к берегу. На причалах всегда слонялся разный народ: грузчики в застиранных набедренных повязках или коротких засаленных кимоно, нищие выпивохи, которые хотели заработать к вечеру хотя бы горсть медных сэнов, чтобы потом просадить их в ближайшем кабаке…

В общем, с какой стороны ни глянь, а для спокойного разговора причалы квартала Фурумати подходили меньше всего. Но, должно быть, старик преследовал одному ему ведомые цели, избрав для встречи именно это место. Хотя Уми видела Дзиэна всего один раз и знала его совсем плохо, каннуси не показался ей глупым человеком – напротив, её не отпускало ощущение, что старик знал куда больше, чем говорил. Да и хитрость, на которую он пошёл, чтобы проникнуть на пожарище, свидетельствовала о живом уме каннуси – даже Уми при всей своей находчивости не сумела бы придумать способа лучше.

Как Уми и предполагала, на причале было полно народу. Лодочники и грузчики с удивлением, а кто и с видимым неудовольствием взирали на девушку в дорогом кимоно и сопровождавшего её высокого монаха, которые с упорством прокладывали себе путь в лабиринте тюков и ящиков.

Дзиэн ожидал их на самом краю причала: его белое одеяние чистым пятном выделялось среди выцветшей и далеко не свежей одежды матросов и рабочих. При свете дня каннуси показался Уми намного более старым и хрупким, чем когда они только с ним познакомились. Не может же за одну ночь человек так усохнуть и постареть? Или же на него так подействовала потеря друга, каннуси Кодо? Оставалось лишь гадать – лезть к Дзиэну в душу Уми не собиралась. Владыка свидетель, им и без того нужно было о многом поговорить.

Неподалёку от того места, где стоял Дзиэн, на волнах покачивалась небольшая лодчонка с навесом, под которым стоял низенький столик и две лавки. На носу лодчонки сидел мужик в латаной, но добротной крестьянской одежде: голову его покрывала старая соломенная шляпа с прорехами, в которые он то и дело щурился на поднимавшееся всё выше солнце.

– Ну чего, долго ещё стоять будем? – крикнул лодочник каннуси. – Когда отчаливать изволите?

В этот момент к Дзиэну как раз подошли Уми и Ямада, и старик поприветствовал их лёгким поклоном головы.

– Мои спутники прибыли, так что можем отправляться, – ответил старик, и мужик с довольным видом принялся отвязывать лодку от причала.

– Не знала, что нас ожидает лодочная прогулка, – не сумела скрыть своего удивления Уми.

– Нам предстоит разговор, не предназначенный для чужих ушей. А река сохранит наши тайны и унесёт их с собой.

– Опять вода, – проворчала себе под нос Уми, забираясь в лодку. Дзиэн и Ямада то ли не услышали её слов, то ли предпочли прикинуться глухими. Старик был взволнован, а Ямада по обыкновению своему спокоен – так и не поймёшь сразу, что у него не уме.

– А как же лодочник? – поинтересовалась Уми, пытаясь усесться поудобнее на жёсткой скамье. – Разве он не подслушает наш разговор? Или вы настолько ему доверяете?

С этими словами Уми смерила мужика пристальным взглядом, желая тем самым показать, что она не стала бы совершать столь опрометчивых поступков.

Прежде чем развеять подозрения Уми, Дзиэн достал из рукава своего одеяния небольшой мешочек и развеял его содержимое за бортом лодки. Что лежало внутри мешочка, Уми так и не успела рассмотреть, но сам старик явно знал, что делал, потому как напряжённые морщинки между его седыми бровями будто бы чуть разгладились.

– Эта храмовая земля поможет нам уберечься от ненужного внимания, – проговорил старик, наблюдая за тем, как лодочник отталкивается от причала длинным бамбуковым шестом. – Даже если кто-то посмотрит на нас с берега, он увидит тут совершенно других людей. А лодочник не услышит того, чего ему слышать не положено.

– Сколько предосторожностей, – протянула Уми. – Что же за тайну вы храните, почтеннейший, раз она требует такой оглядки?

Действия Дзиэна пробудили в Уми любопытство, почти угасшее после известия о смерти дядюшки. Впервые с той горестной минуты мысли об утрате отошли на второй план, и Уми приготовилась внимать каждому слову каннуси.

И старик не заставил себя долго ждать.

– Вы знаете, почему Ганрю носит именно такое название? – спросил Дзиэн, испытующе глядя на Уми и Ямаду.

– Как-то не задумывалась об этом, – пожала плечами Уми.

– Я здесь совсем недавно, так что почти ничего не знаю о Ганрю, – покачал головой Ямада.

– Говорят, всё дело в причудливой форме песчаной отмели, которая, если взглянуть на неё с высоты, напоминает драконий глаз. Сходства с этим древним и благородным существом добавляет и сама река Ито, которая извивается и блестит, словно покрытое чешуёй драконье тело.