Петр Верещагин - Последний оплот цивилизации
Чертополох только что был внизу, но именно он распахивает мне дверь в приемную. Вот уж точно, стражи – по-своему кудесники не хуже моего: парадный вход запечатан, вторая боковая лестница – в дальнем крыле Цитадели, туда-сюда-обратно выходит беготни километра на полтора, а незаметно протиснуться мимо меня и мухе не под силу.
– Утес на месте? – спрашиваю я.
– А где ж ему еще быть, – ответствует Первый Страж, забегает вперед и открывает передо мной обе створки дверей, которые ведут из приемной в Зал Совета. Каковой по совместительству служит князю рабочим кабинетом, а нередко и спальней.
Утес, действительно, на месте. Склонился над макетом Города и что-то прикидывает-просчитывает-разбирает. Тоже мне, стратег. Хоть бы пользовался сколько-нибудь точным изображением, а то на Город его картинка похожа примерно как скамейка на бревно.
– Молния?!! – Утес, похоже, не верит собственным глазам. – Я получил сообщение, но…
– Но решил, что это очередная басня. – Улыбаюсь и, не спрашивая позволения, придвигаю себе стул. – Не осуждаю. Я сама до сих пор не верю, что осталась в живых.
– Рассказывай.
– Может, сперва вызовешь Ворона – или кто сейчас во главе Братства? Не хотелось бы повторять это для всех, кому следует знать… больно долгий будет рассказ.
– Ворону расскажешь то, что касается его, – возражает князь. – А мне доложишь сейчас. Ты выяснила то, за чем уходила?
– Да. За пределами Города нет ничего.
– Ничего живого? – уточняет Утес.
– НИЧЕГО, – выделяю я. – Пустота. Мрак. Безвестность. Внешняя Тьма… от которой удирают сами Измененные, и рвутся сам знаешь куда.
Князь устало плюхается на резной табурет, седые усы свисают как пакля. Сколько же ему лет-то – тридцать пять? тридцать семь? Он годится мне в отцы, но выглядит совершеннейшим стариком. Ну, неудивительно, я сама после некоторых дел чувствую себя старше этого мира… а Утес от работы и не отходит.
– Продолжай…
– Измененные не имеют единой организации, однако орды не складываются из хаоса как придется. Внутри многих отрядов Измененных имеется нечто вроде командной системы, но совершенно непонятно, КТО отдает приказы – не в бою, на нижней так сказать ступени, а повыше. Я несколько раз пыталась определить источник этих сигналов. Чудом спасалась. Они невероятно быстро отвечали, и охота шла – куда там тем разведчикам…
– Что еще?
– Я нашла Проход.
Этого он не понимает, и я не ожидала, что поймет. При всех талантах Утеса, он не кудесник и не умеет смотреть на мир со стороны.
Он иначе и не может. И не должен. Позволь князь своим мыслям хоть на волосок уклониться от мира, который здесь и сейчас, хоть раз запоздать с распоряжениями… другие верят Утесу, потому что видят, что приказы его неизменно верны и всегда приходят в решающий миг, переламывая ход той или иной схватки в пользу Города. Другие верят, что Утес из породы тех истинных мудрецов, чьи знания не скрыты в груде ветхих книг, а здесь и неизменно полезны для нормальных людей.
Я вижу больше.
Без Утеса Города уже не было бы, волны Измененных смели бы все стены. Потому что именно воля князя сковывает живых людей и мертвые камни в нечто большее, чем просто преграда для внешнего мира. Именно благодаря ему люди выживают вопреки безумию Катастрофы… Утес безусловно прав. Но мне мало его правоты.
Князь хочет, чтобы Город выжил. Как бы ни бесились стихии и Внешняя Тьма, как бы ни давили на защитников Измененные, – Утес тверд как его имя и желает, чтобы мы выжили.
А я… я всегда хотела ЖИТЬ.
Наверное, я струсила. Наверное, мне не хватило гордости и отваги, чтобы направить свой Дар на уничтожение врагов-Измененных, чтобы очистить территорию Города от тварей, которые посмели захватить исконные земли Человека. Не знаю.
Но мне еще в юности пришла в голову одна странная идея. Учитель – а он, в отличие от всех ныне живущих, видел мир до Катастрофы – рассказывал о том, как рай ни с того ни с сего обратился в ад. Я наполовину верила в это, наполовину потешалась над старичком Сказочником, наполовину жалела его, почти обезумевшего от того, что мы называли жизнью, не зная иного, и живущего по-настоящему только пока мы слушали о делах давно минувших дней. Сказочник был сумасшедшим, но рассказывал немало правильных вещей. Говорил он и о том, что мир – это еще не все, что мы видим, он куда больше и куда сложнее. Учитель не лгал, некоторые книги подтверждали его слова. Тогда, много лет назад, мне казалось, будто я поняла – не сами слова, но то, что стояло ЗА ними.
Мир не таков, каким мы его видим.
Потому что мы видим далеко не все. И не всегда.
Но если то, чего мы не видим, все же есть – не можем ли мы увидеть это, если посмотрим ПРАВИЛЬНО? Иными словами, туда, куда надо и тогда, когда надо?
И не значит ли это, в свою очередь, что граница между этим миром, реально видимым, где мы пытаемся выжить, и миром иным, который мы не видим и где нам хотелось бы жить, – не может ли быть эта граница проницаема не только для взгляда?.. Не может ли существовать некоего… прохода сквозь упомянутую границу?..
На вопрос, который задают с подобной подковыркой, всякий кудесник отвечает «да». Потому что если возникает вопрос – есть и ответ на него, и этот ответ нужно только отыскать.
Так же ответила и я.
Внутренний Город обыскать было просто. Боевой периметр, спасительную Стену – чуть сложнее, но сделала я и это. После – вылазки за Стену, сперва с разведчиками, потом…
Шутник, тогдашний глава разведчиков, обучил меня, как надо выживать на земле Измененных, и его наука спасла меня не раз и не двадцать. Книжник помог отыскать в архивах Братства то, чем МОГ быть мой Проход; не место на карте Города, конечно же, нет – ах, если б все было так просто! – но некие свойства, которыми это место должно обладать.
Поймать черную кошку в черной комнате. Детская задача! Как насчет черной блохи в черном многоэтажном здании размером с Цитадель?
Пожалуй, только с моим упрямством можно было разыскать ответ, само существование которого было большим и спорным вопросом. Иные миры, которые находятся рядом с нашим, как соседние страницы в книге, однако перейти из одного мира в другой человеку не легче, чем букве переползти с одной страницы на другую, – это было гипотезой, забавой для ума, волхвы нередко развлекались, выстраивая картины-образы таких миров, ни мгновения в них не веря. Игра, как бойцы тренировали мышцы и рефлексы с палками и шестами вместо мечей и копий, как они всаживали стрелы и дротики в фанерный щит вместо живого Измененного, – так и мы, кудесники, тренировали разум в таких играх.
Приятная игра, спору нет.
Но мне хотелось большего, а потому однажды я ушла, надеясь это большее найти. И нашла.
