Владислав Чупрасов - Orchid Vita
С каждым днем все больше людей сгорали в горниле страшной болезни, таяли гарнизоны, исчезали города. Лишь в те города и деревни чума еще не добралась, где стояли оставшиеся со стародавних времен храмы, чьи купола были увенчаны золотыми полумесяцами. Лишь там люди еще работали, пахали, пожинали, и не знали ничего о беде, ведь между поселениями в те дни были лиги и лиги лесной дороги. Но крысы-предательницы были и там. Сизыми струйками влились они в мирную жизнь, убили все припасы, извратили воду, и город за городом начал гибнуть. Потускнело золото на полумесяцах, облупилось, и стало видно, что не золото это вовсе, а деревяшка, покрытая позолотой.
И пришел тогда к одному из храмов монах неизвестной веры, в бедных одеждах, но с гербом на плечах, с оскаленным волком между лопаток. Сел он на высокие ступени храма и взмолился своим богам и героям, прося их смилостивиться над народом Гтегеалана, оставить им жизнь и принять под свое крыло. Тут же взвыли волки во всех окрестных лесах, завторили его мольбе. И разверзлось небо, и застучали по сухой земле крупные капли очищающего дождя. Тут же вновь золотом засияли полумесяцы на куполах, и монах, выполнив свое предназначение, ушел, наказав своим друзьям-волкам что родить эти места, и выть погромче, если случится какая-то беда.
Так оно и было, а много лет спустя монах вернулся к храму, где и умер. Там его и похоронили, назвав навеки героем-заступником города, и раз в год Волки собираются у ступеней, трут грустные морды и жалостливыми голосами просят его вернуться.
Ночь четвертая, последняя, история, рассказанная А.
Не так уж редко дети рождаются в пограничных бастионах, настолько далеких, что туда уезжают вместе с женами, да там и остаются. Малышей, независимо от пола, растят настоящими воинами, ими они и становятся впоследствии. Но немногие заводят себе животных, которые, по глупости своей, быстро гибнут от стрел и пуль.
История же пойдет о том, кто рискнул завести себе младшего друга, и в риске своем не ошибся. Зачастую, подступая к крепостям, армии противника выжигали и рубили леса, чтобы им удобнее было пройти. Конечно, звери гибли, если не успевали сбежать в соседний лес. Часто малыши отбивались от своих родителей.
Маленького лисенка и мальчик, выросший в гарнизоне, среди военных. Он принес зверька в крепость, убедил родителей оставить его, растил и кормил, как родного брата. Война тем временем подбиралась все ближе.
Еще недавно ее отзвуки лишь гремели в собирающихся по ту сторону пролива войсках, и никто не знал, двинутся они против них, повернут к Каргаду, или вовсе отправятся на своих кораблях куда-то. Время шло, росли мальчик и его лисенок, росли и армии за границей из неподвижной воды. И вот они сдвинулись с места, переправились через пролив, и напали на остров. Первым делом они окружили пограничные форты, чтобы никто не смог подать горестную весть, и нападение на столицу было внезапным. Осадили и крепость, в которой жили мальчик с лисом, держали их измором неделю, другую, и всюду лежало безмолвие. Силы защитников крепости стремительно таяли. Им нужно было во что бы то ни стало сообщить в столицу о нападении, но все, кто пытался прорваться, неизменно складывал голову.
Везде в округе горели костры, и их едкий дым проникал во все щели старинной крепости, не давая защитникам возможности вздохнуть. Тогда из бастиона выскользнул лис, к спине которого было привязано послание. Рыжего зверя, схожего окрасом с начавшем желтеть лесом, никто не заметил. Крепость продержалась еще месяц, что дало в столице возможность подготовиться к нападению и отбросить врага за пролив. А на могилах защитников, на каждом надгробном камне был высечен небольшой, распушивший свой хвост, Лис. Как вы могли понять, эти истории повествуют нам ни о чем ином, как о легендарных Хранителях острова, храмы которым воздвигнуты по четырем сторонам света. Существует множество версий их жизни и смерти, но известно точно, что их тела хранятся в саркофагах в храмах. Существует поверие, будто, когда смертельная опасность ступит на нашу землю, четверо поднимутся из своих гробниц, дабы защищать свою страну с оружием в руках.[1]
Статья подготовлена и сдана в печать И. М. Киллрой.
7.Гравиевая дорожка стрелой убегала к большому дому, в который и я, собственно, и направлялся, то и дело сверяясь с адресом на бумажке, которую мне дал дядя. Кажется, не ошибся. Хотя, кто знает, названия улиц у нас меняют раз в полгода. Добирался я сюда тоже не без приключений: на трех трамваях с пересадками, не додумавшись сразу взять извозчика. В одном меня пытались ограбить, во втором мы столкнулись с Руби, которой увязаться за мной помешал щеголеватого вида молодой человек, стоящий слишком близко, а в третьем было настолько уютно и тепло, что я задремал и проехал свою остановку.
Пришлось возвращаться. Но вот, я здесь, и дергаю за кисть тугого звонка. Как ее еще не оторвали, удивительно. Дверь мне открыла немолодая уже женщина в тяжелом платье с серо-синюю полоску — видимо, хозяйка дома. У нее оказался красивый, но высокий голос.
— Чем могу помочь?
— Мне нужен доктор… — я зашарил по карманам, снова забыв фамилию врача, но женщина меня выручила, взвинтив голос еще выше, хотя мне уже казалось, что это невозможно.
— Доктор Грейсон никого не принимает, — резко ответила она и начала закрывать дверь. Я возмутился и мгновенно просочился в коридор, вызвав порцию визгов и возмущенных взглядов. Хотя, судя по внимательным глазам, хозяйка была не так уж и против моего появления в коридоре своего дома.
— Я не болен, — поспешно пояснил я и протянул ей визитку дяди.
Наверное, его имя сделает больше, чем все мои долгие и мучительные объяснения о том, зачем я пришел.
— О… он ваш отец? — женщина повертела в руках визитку и снова подняла на меня заинтересованный взгляд. Я попятился.
— Дядя, — я взялся нашарил свой путь к отступлению. — Ну, раз доктор не принимает, я тогда зайду в другой раз.
— Может, чаю? — не растерялась хозяйка, видя, что я собираюсь сбежать. — Но, к сожалению, муж действительно не принимает. Его и дома-то нет.
— Нет дома? Какая жалость, — я постарался не выдать свою радость.
— А когда он вернется?
— Чаю? — с нажимом повторила хозяйка дома, и я понял, что попал.
Дамочка не собиралась мне ничего рассказывать просто так. «Наследство, наследство, брат», бормотал я себе под нос, проходя в главный зал, где уже суетились слуги, пытаясь разом принести чашки и включить все люстры под потолком. Меня усадили в глубокое кресло, в котором я буквально утонул. Чай был вкусный, терпкий, со странными добавками, которые я никак не мог разобрать.
