Карен Миллер - Утраченная невинность
— В самом деле? — произнес Джарралт, бросив на Оррика презрительный взгляд. — А почему я должен верить, что ты не причастное лицо? Или доверять твоей компетенции?
— Потому что последний король доверял мне, господин, — спокойно ответил Оррик.
— А если вы обнаружите злой умысел, капитан? — спросил Холз. — Что тогда?
Суровое лицо Оррика стало еще суровее.
— Тогда я стану преследовать убийцу до крайних пределов королевства. Будь то мужчина или женщина, им не будет ни спасения, ни пощады… Невзирая на чины, положение в обществе и привилегии.
Гар кивнул:
— Удовлетворены, Конройд? Хорошо. Теперь, если вы позволите, я хотел бы повидать свою семью.
Встревоженный и беспомощный, Эшер смотрел, как Гар, пошатываясь, сделал два шага по направлению к краю Гнезда. Далтри и Сорволд в отчаянии бросились к нему, чтобы остановить.
Это была ошибка.
— Оставьте меня в покое! — вскричал Гар.
Вокруг него вспыхнуло золотистое свечение. Те, кого оно коснулось, завопили от боли и отдернули руки.
Рука Конройда легла на рукоять ножа, висевшего в ножнах у него на боку.
— Вы видите? Он использует магию как оружие! Принц Гар недостоин никакой власти! Ему неведомо, что значит быть истинным доранцем! Это просто недозрелый, избалованный ребенок, которому нельзя доверить власть, так неожиданно свалившуюся на него!
— Это тебе нельзя доверять власть! — взорвался Гар. — Ты всю жизнь мечтал о троне моего отца, а теперь, когда он умер, вознамерился захватить его! Так послушай же, Конройд!.. В одном мизинце моего отца было больше царственности, чем может вместить все твое тело. Лучше увидеть, как королевство превратится в дымящиеся руины, чем позволить тебе занять его трон!
Джарралт потряс поднятыми кулаками:
— Ты, как и твой отец, переступаешь все границы. Магия там или не магия, но ты не годишься в правители! Ты всего лишь уродливый отпрыск эгоистичного и недальновидного глупца!
Золотистая аура Гара стала насыщеннее. В ней, как в костре, в который подбросили охапку сухих веток, появился темно-красный оттенок. Джарралт был вынужден отступить на полшага.
— Явись в Палату Правосудия и повтори все это, Конройд, — прошептал Гар. — Я тебе разрешаю. Явись в Палату Правосудия и выслушай, что тебе ответят люди.
Конройд Джарралт презрительно фыркнул.
— Люди… Этот неотесанный сброд? Олки? Ты рассчитываешь на поддержку черни? Если это все, на что ты можешь надеяться, то ты просто жалкий мальчишка…
Эшер чуть не подпрыгнул от испуга, когда Пеллен Оррик неожиданно наклонился к его уху и настойчиво зашептал:
— Сделай что-нибудь, Эшер, и побыстрее, пока эти глупцы не зашли слишком далеко.
— Я? — Эшер вытаращил глаза. — Почему я?
— Потому что ты здесь единственный, кого послушает принц.
Гар дрожал, его лицо кривилось от боли:
— Так это твоих рук дело, Конройд? Твоя жажда власти настолько сильна, что приходится убивать, дабы насытить ее? Мой отец, моя мать…
— Убить твою мать? — Забыв о пурпурной ауре, которая, подобно мантии, покрывала Гара, забыв о его ранах и сломанной ключице, Джарралт схватил принца за грудки и приподнял, так что Гар касался земли только кончиками пальцев. — Ты, жалкий червяк, я любил твою мать! — заорал он. — Я люблю ее до сих пор! Если бы она вышла за меня, то сейчас была бы жива! Если бы она вышла за меня, то подарила бы стране настоящего принца! Сына, которым мы смогли бы гордиться!
— Господа! — закричал Эшер, бросаясь на Джарралта. Он схватил обезумевшего сановника за руки, оторвал их от рубахи Гара, потом толкнул принца в грудь, не обращая внимания, что причиняет ему боль. Гар отшатнулся и сделал два шага назад. — Позор, господа, позор обоим! Королевская семья погибла, а вы сцепились, как пьянчуги в пивной.
Джарралт повернулся к нему и прорычал:
— Еще раз прикоснешься ко мне и будешь болтаться на виселице до восхода солнца!
— Нет, Конройд, нет, парень прав, — вмешался побледневший от волнения Холз. — Вы должны взять себя в руки… Все эти ужасные события… Покажите пример… — Глаза старого жреца были полны слез. За его спиной дрожала кучка остальных, парализованных правилами и страхом. — Его высочество переутомлен, он говорит с тобой, находясь под влиянием горя и потрясения, и ты ведь не станешь думать, что он действительно верит, будто ты — или кто-то другой — мог намеренно причинить вред нашему королю и его семье! А ты, Конройд, ты тоже говоришь, не подумав. Это ужасная трагедия, и все мы в страшном смятении. Ваше высочество…
Пурпурное сияние, окружавшее Гара, быстро меркло, а с лица уходили ярость и страсть — оставалась только боль. Он выглядел смущенным и растерянным.
— Господа… Я не… чувствую… — Страшная судорога сотрясла все его тело от макушки до пят, и он смертельно побледнел. — Да поможет мне Барла, — пробормотал он, закатывая глаза.
Прежде чем принц упал на дорогу, Эшер успел подхватить его.
— Гар!
Тело принца безжизненно обвисло у него на руках, и Эшеру пришлось, несмотря на раны и переломы, опустить его на землю.
— Его высочеству не следует здесь находиться, — обратился Эшер к Холзу, который опустился на колени и ощупывал запястье Гара, проверяя пульс. — Необходимо доставить его домой.
Джарралт молча подошел к ним. Опустился на одно колено, просунул руки под тело Гара, легко встал. Принц лежал на его груди, словно в колыбели.
— Неси его в карету, Конройд, — произнес Холз, с помощью Эшера поднимаясь на ноги. — Его надо как можно скорее доставить к Никсу. Остальным придется ехать в одном из фургонов. Думаю, это не смертельно. — Поняв, что он только что сказал, Холз растерянно заморгал.
— А вы не собираетесь ехать с ними? — удивленно спросил Эшер.
Холз отрицательно покачал головой:
— Нет, нет… Сначала здесь следует кое-что сделать. Место поклонения. Молитвенная свеча. Необходимое я привез с собой.
Эшер кивнул:
— Уверен, Гар это оценит. И король тоже.
— Да, конечно… — На мгновение глубокое горе овладело им. Потом он справился с ним и махнул рукой Джарралту. — Только не останавливайтесь, Конройд! Поезжайте!
Эшер тоже пошел к карете. Он подождал, пока Гара со всеми предосторожностями не разместили в роскошном экипаже. Рядом с принцем уселся Конройд Джарралт.
— Везите принца в дворцовый лазарет, — сказал он, когда закрывшаяся дверца их разделила. — Уверен, Никс уже ждет его, не находя себе места от волнения.
Красивое лицо Джарралта оставалось спокойным и непроницаемым. И еще холодным и чужим. Как равнина глубокой зимой.