Денис Луженский - Сны чужие
Необычное в бирюзе глаз медленно тускнеет, тает во вновь наплывшей тоске. Вам обоим больно сейчас. Вы оба осознаете как нужны теперь друг для друга… И каждый снова будто отступил на шаг назад, так и не сумев соприкоснуться руками с другим…
- И пока живет в сердцах наших память о тебе, славная Карна-Вали, Роду Арк-Хорл жить… - звучит под куполом ровный и резкий, будто лезвие кинжала, голос…
* * *Проснулся Олег со странным чувством. Потеря ощущалась так остро, что глаза сами собой наполнились соленой влагой. Он снова был самим собой, лежал на неразобранной постели в одежде, как заснул накануне. Лежал молча, глядя на потрескавшуюся в стыках бетонных плит побелку потолка, а по лицу бежали слезы. Они, чистые и искренние, вымывали из души какие-то соринки, мусор. Ему было плохо, как никогда раньше во всей его не такой уж долгой жизни, однако мысль наложить на себя руки ушла безвозвратно. Потребность жить проросла сквозь горе, пробилась к свету тонким, но упрямым ростком…
Позже Олег встал, заставил себя умыться и поесть, потом решительно вошел в спальню матери и открыл тайник, о котором знали только они двое. Из маленького ящичка, замаскированного на дне шкатулки со швейными принадлежностями, он достал стопку документов, тонкую пачку денег в "зеленой" заграничной валюте (накопления матери "на черный день"), и кое-какие семейные реликвии, оставшиеся у Евгении Федоровны в память о первом муже. Завещание было здесь же. Мама, может перестраховываясь на крайний случай, а может и наученная кое-чему семью последними годами жизни, аккуратно оформила все у нотариуса, тайком от Артема Петровича. Квартиру записала на сына, дачу и машину - на его так и не состоявшегося отчима.
Поразмыслив немного, Олег спрятал все деньги и документы в своей комнате, разложив по десятку книг на задних рядах полок. Петровичу он не доверял и рисковать не хотел. Впрочем, в тот момент он меньше всего думал о себе, просто боялся, что все усилия матери хоть немного поддержать его будущее могут пропасть зря.
Учась на третьем курсе владигорского литературного ВУЗа, Олег прежде не больно-то задумывался о завтрашнем дне. На жизнь их семье хватало, а значит он мог позволить себе учиться, не забивая голову проблемами заработка. Теперь все должно было измениться. На ближайшее время денег ему хватит, но с поиском работы тянуть не следует. На первое время хотя бы приработок какой подыскать.
Олег задумался. Ему еще год назад предлагали место системного администратора в институтском издательстве, но тогда банальная лень возобладала над желанием обрести маломальскую финансовую независимость. Зарплату в издательстве сулили небольшую, но все же… с чего-то ведь нужно начать, да и учебу забрасывать ему не стоит. Высшее образование из необходимости подчиняться общественным стандартам вдруг превратилось в необходимость насущную…
Не торопясь, прошелся по дому, вспоминая что ему еще нужно сделать. Вроде бы ничего существенного… разве что - замки сменить? При воспоминании о Башкирцеве душу начинало жечь, будто кислотой. Нет, лучше не думать об Артеме Петровиче вовсе… Зеркало в спальне отразило угрюмое, сильно осунувшееся лицо.
- Я справлюсь! - с мрачной решительностью заявил он своему отражению. - Я должен справиться! Все будет так, как хотела мама… и даже лучше будет! Я не сломаюсь! Я…
Губы предательски дрогнули и Олег до боли стиснул кулаки, не позволяя себе снова раскиснуть.
- Нет! - зло зарычал он своему внезапно исказившемуся, поплывшему в зеркале отражению. - Держи себя в руках, тряпка! Думай о чем угодно, только о другом! Не об этом!… Сон! Мне снился сегодня сон!… Странный сон… Вспоминай, Зорин, что же тебе снилось? Вспоминай, черт бы тебя…
Он вцепился в это воспоминание, как утопающий хватается за спасательный круг. Как перевернутый на спину жук хватается всеми лапами за протянутую ему соломинку… Повинуясь сиюминутному порыву, Олег упал в кресло, закрыл глаза и попытался вернуться мыслью в ночные грезы. Выходило плохо - сон успел стереться из памяти, поблекнуть, потеряв изрядную долю значительности и реализма. И все же…
Что ему снилось?
Зал из каменных блоков… Черное и белое… Лица… не то людей, не то животных…
Странный, неуловимо притягательный своею необычностью сон, какие приходят иногда под влиянием самых разных событий. Приходят, чаще всего, один-единственный раз, чтобы больше не вернуться никогда.
"Ну и шут с ним!" - решил Олег, открывая глаза. Он все же сумел немного отвлечься и успокоиться. На сей раз слезы высохли, так и не пролившись. Тяжесть, придавливающая душу и разум, никуда не делась, но больше уже не грозила похоронить его под обвалом нового психического срыва.
Олег встал с кресла и снова посмотрел на себя в зеркало. Криво усмехнулся отражению.
- Сны остаются снами, - бросил он нарочито громко, - а жизнь остается жизнью. Грезами мы более не живем, уважаемый господин Зорин. Забудьте…
И он действительно забыл. Две ночи спал, как убитый - проваливался вечером в черноту, чтобы мгновением спустя вынырнуть из нее уже утром.
Две ночи он не вспоминал черно-бело украшенного зала, стоящих с торжественно-мрачным видом людей-нелюдей и мертвую женщину на узком ложе.
А на третью ночь…
* * *- А-а-р-р-грид!… Са-амр-рид!… Льеко р-р-ри-иди-и!…
Что-то длинное и острое со свистом взрезает воздух в каких-то сантиметрах от лица. Ты испуганно отклоняешься назад и пытаешься прикрыться правой рукой, с удивлением обнаруживая, что в ней зажат эфес меча. Едва успеваешь увернуться от следующего взмаха чужого клинка, а затем… лезвие резко возвращается и замирает у твоей шеи. Тело цепенеет от страха и неожиданности.
- Мье вирра кальп! - жестко бьет в барабанные перепонки холодный, пронзительный голос.
Взгляд с трудом отрывается от остро заточенной стальной полосы, почти прижатой к незащищенной шее, и встречается со взглядом того, кто держит эту сталь в руке… Круглые птичьи глаза смотрят на тебя с холодным интересом. А может это только шутка сознания, ибо две обсидиановые жемчужины не выражают почти ничего и прочесть в их глубине что-либо кажется невозможным. Однако, почему-то чудится, что обладатель этих глаз чем-то недоволен. Прямой нос, прикрытый роговой пластиной, отчего нос становится похожим на клюв; не то мех, не то пух, сплошь покрывающий лицо; гребень аккуратно уложенных серых с черными кончиками перьев… В этом лице человеческие и птичьи черты перемешались так удивительно и гармонично, что оно кажется вполне естественным. А еще - удивительно знакомым…
- Самрид, Эки. Льеко нра кольд вирра…
