Бернард Мандевиль - Басня о пчелах
Обзор книги Бернард Мандевиль - Басня о пчелах
Бернард Мандевиль
Басня о пчелах
ПРЕДИСЛОВИЕ
Законы и правление имеют для политических тел гражданских обществ то же значение, что жизненные духи и сама жизнь – для природных тел одушевленных существ. И подобно тому как те, кто изучает анатомию на трупах, могут видеть, что главными органами и самыми чувствительными пружинами, более непосредственно, чем другие, необходимыми для поддержания движения нашего организма, являются не твердые кости, не сильные мускулы, не нервы и не гладкая белая кожа, так красиво их покрывающая, а тонкие незаметные пленки и маленькие трубочки, которых невооруженный глаз либо не воспринимает либо же считает не имеющими значения; так и те, кто исследует природу человека, отвлекаясь от того, что приобретено искусством и образованием, могут заметить: то, что делает человека общественным животным, заключается не в его общительности, не в добродушии, сострадательности, приветливости, не в других приятных и привлекательных свойствах; самыми необходимыми качествами, делающими человека приспособленным к жизни в самых больших и, по мнению всего света, самых счастливых, самых процветающих обществах, являются его низменные и наиболее отвратительные свойства.
Следующая ниже басня, в которой только что сказанное мною излагается более подробно, была напечатана примерно восемь лет назад в шестипенсовой брошюре, называвшейся "Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными"; а вскоре она появилась в пиратских изданиях и продавалась по полпенса за штуку. После первого издания "Басни" мне случалось встречаться с несколькими людьми, которые либо преднамеренно, либо по незнанию неправильно истолковали замысел автора, утверждая, что вся она представляет собой сатиру на добродетель и нравственность и написана с целью поощрения порока. Это заставило меня принять решение сообщить тем или иным способом читателю о том подлинном намерении, с которым была написана эта маленькая поэма, на случай, если ее будут когда-либо перепечатывать. Я удостаиваю эти немногие, кое-как связанные между собой строчки названием "поэма" не для того, чтобы читатель ожидал найти в них какую-либо поэзию, а просто потому, что они зарифмованы, и я даже, признаться, нахожусь в затруднении относительно того, как их назвать. Ибо они не представляют собой ни героической поэмы, ни пасторали, ни сатиры, ни бурлеска, ни ироикомической поэмы; чтобы назвать их повестью, в них должно быть какое-то правдоподобие, и в целом произведение довольно-таки длинновато для басни. Я могу сказать о них только, что эти неумелые стихи представляют собой историю, которую, отнюдь не претендуя на остроумие, я попытался изложить столь простым и доступным языком, на который только способен. Читателю предоставляется полное право назвать их так, как ему заблагорассудится. О Монтене говорили, что он довольно хорошо разбирается в человеческих недостатках, но незнаком с превосходными свойствами человеческой натуры. Если обо мне скажут не хуже, я буду думать, что принес пользу.
Какую страну мира следует понимать под пчелиным ульем, представленным здесь? Из того, что говорится о ее законах и устройстве, о славе, богатстве, могуществе и трудолюбии ее обитателей, ясно, что это должна быть большая, богатая и воинственная нация, счастливо управляемая на началах ограниченной монархии. Поэтому та сатира на людей различных профессий и занятий, почти всех состояний и положений в обществе, которая встретится в следующих ниже строчках, предназначается не для того, чтобы указать на каких-то конкретных лиц и нанести им обиду, а лишь для того, чтобы продемонстрировать низменные свойства отдельных частей, составляющих вместе ту благотворную смесь, каковой является хорошо организованное общество; цель всего этого – превознести чудесную силу политической мудрости, с помощью которой из самых презренных частей создан такой великолепный механизм. Ибо главная цель "Басни" (как это кратко объяснено в ее "Морали") заключается в том, чтобы показать невозможность наслаждаться всеми самыми изысканными жизненными удобствами, которыми располагает трудолюбивая, богатая и могущественная нация, и одновременно обладать всеми благословенными добродетелями и невинностью, пожелать которых можно разве что в золотом веке; и далее – разоблачить неразумность и безрассудство тех, что стремятся стать богатыми и процветающими людьми и на удивление жадны до всех благ, какие только в качестве таковых удается получить, и в то же время всегда ворчат и громогласно порицают те пороки и неудобства, кои с начала мира и по сей день неотделимы от королевств и государств, когда-либо прославившихся своей силой, богатствами и утонченностью (politeness).
Чтобы осуществить задуманное, я сначала слегка касаюсь некоторых недостатков и порочных склонностей, в которых обычно обвиняются люди определенных профессий и занятий. После этого я показываю, что эти самые пороки каждого отдельного лица при помощи умелого управления служат величию и всеобщему счастью целого. И наконец, излагая то, что в силу необходимости должно быть следствием всеобщей честности и добродетельности, а также умеренности, невинности и довольства всего народа, я показываю, что если бы людей можно было излечить от тех слабостей, в которых они от природы виновны, то они лишились бы сил и возможности возвыситься и образовать такие обширные, могучие и утонченные общества, которые были ими созданы в различных великих республиках и монархиях, процветавших со времени сотворения мира.
Если вы спросите меня: почему я все это сделал? Сui bono? И что хорошего принесут эти взгляды? Искренне отвечу: за исключением того, что они развлекут читателя, я полагаю, абсолютно ничего. Но если бы меня спросили, что естественно следовало бы ожидать после обнародования их, я бы ответил, что, во-первых, прочтя их, люди, постоянно придирающиеся к другим, научатся смотреть на самих себя и, вопрошая собственную совесть, постыдятся бранить то, в чем они сами более или менее виноваты; и, во-вторых, те, кто так любит покой и удобства и пользуется всеми благами, которые являются следствием величия и процветания нации, научатся терпеливо переносить неудобства, кои не способно устранить ни одно правительство на земле, поняв невозможность наслаждаться сколько-нибудь значительной долей первых, не испытывая в равной мере дискомфорта последних.
Этого, как я уже сказал, следовало бы естественно ожидать от опубликования изложенных мною взглядов если бы людей можно было сделать лучше при помощи того, что им говорят. Но поскольку люди в течение уже столь многих столетий не менялись, несмотря на многочисленные поучительные и изощренные писания, посредством которых предпринимались попытки их исправить, то я не настолько самонадеян, чтобы полагать, что мой столь незначительный пустячок может добиться больших успехов.
Признав, что этот маленький каприз, вероятно, принесет мало пользы, я считаю себя обязанным показать, что он не может никому принести вреда, ибо, если напечатанное не приносит никакой пользы, оно по крайней мере не должно и сколько-нибудь вредить. Для этой цели я написал объяснительные заметки, к которым я и отсылаю читателя в тех местах "Басни", которые вероятнее всего могут показаться исключениями из этого правила.
Склонные к осуждению люди, вообще не видевшие моей басни "Возроптавший улей", скажут: что бы вы ни говорили о ней, она была затеяна только для того, чтобы представить "Комментарии", поскольку сама басня занимает всего одну десятую часть книги; вместо того чтобы пояснить сомнительные или темные места, вы только якобы наудачу выбрали такие, о которых вам хотелось больше сказать; и вы не только не стремились исправить ошибки, сделанные раньше, но допустили еще худшие и в бессвязных отступлениях показали себя еще более бесстыдным защитником порока, чем в самой басне.
Я не буду тратить понапрасну время, отвечая на эти обвинения: если люди предубеждены, на них не подействуют и самые убедительные аргументы; и я знаю, что те, кто считает преступным предполагать необходимость порока в каком бы то ни было случае, никогда не примирятся ни с одной частью этого произведения; но если его внимательно изучить, то всё оскорбление, которое оно способно нанести, должно вытекать из неправильных заключений, какие, возможно, могут быть выведены из него, чего я никому не пожелаю сделать. Когда я утверждаю, что пороки неотделимы от великих и могущественных обществ и что богатство и величие последних не могут существовать без них, я вовсе не говорю, что те отдельные члены обществ, которые виновны в каких-либо пороках, не должны постоянно подвергаться порицанию или нести наказание за них, если они перерастают в преступления.
Я полагаю, что пока те люди, которые вынуждены постоянно ходить пешком по Лондону, не принимают во внимание ничего, кроме своей одежды и своего личного удобства, среди них найдется мало таких, кто не пожелал бы, чтобы улицы его были гораздо чище, чем они обычно бывают; но если они однажды поймут, что многое из того, что доставляет им неудобство, является результатом изобилия, оживленного уличного движения и богатства этого могущественного города, то, если они хоть немного заботятся о его процветании, они вряд ли когда-либо захотят, чтобы его улицы были не такими грязными. Ибо если мы примем во внимание самые разнообразные материалы, которыми необходимо снабдить столь бесконечное, постоянное растущее число профессий и ремесел, огромное количество провизии, напитков и топлива, которое ежедневно потребляется здесь, мусор и отходы, которые неизбежно при этом остаются; огромное количество лошадей и других животных, которые постоянно заполняют улицы; повозки, экипажи и более тяжелые кареты, которые беспрерывно портят и ломают мостовые улиц, и больше всего бесчисленные толпы людей, которые постоянно бродят и топчутся всюду, во всех уголках, — если, говорю я, мы примем во внимание все это, то обнаружим, что ежеминутно должна образовываться новая и новая грязь; а если учесть, насколько большие улицы удалены от реки, сколько денег и труда надо вложить, чтобы убирать мусор и грязь так же быстро, как они возникают, то Лондон просто невозможно сделать более чистым, прежде чем он станет менее процветающим. А теперь я могу спросить: разве не может добропорядочный житель города, рассмотрев все, что было сказано, утверждать, что грязные улицы являются необходимым злом, неотделимым от благосостояния Лондона? И в то же время они ни в коей мере не служат препятствием для чистки обуви, подметания улиц и, следовательно, не наносят вреда ни чистильщикам сапог, ни уборщикам мусора.
