Казнь Мира. Книга первая (СИ) - Трефилова Майя

— Что ты такой нервный, сын Гиддеона? Всё ещё боишься меня? Это мне тебя стоит бояться, ведь ты магикорец. Украдешь ещё мой разум!

Фео замотал головой, давая понять, что так не сделает. Это невозможно. Ратибор продолжил, но уже серьёзнее:

— Я понимаю, почему ты следил за моей женой. В Каталисе мало красивых женщин.

Митчитрия закатила глаза. Фео невольно улыбнулся, хотя его внутренности сжимала в тиски тревога.

— Господин, я…

Ратибор только рукой махнул.

— Тебе придется смириться с тем, что есть я, и просто убить меня недостаточно.

— Что вы такое говорите?! — воскликнул Фео, до боли в пальцах вцепившись в столешницу. — Что значит убить?! Я и в мыслях…

Ратибор широко улыбнулся, и Фео замолчал. В глазах потемнело. Ему тяжело дышалось, а в горле резко пересохло. Он потянулся за кубком, но кто-то подал ему новый. Митчитрия. Фео выпил залпом, не думая о манерах, и сморщился. Кислый морс раздражал его горло.

— Прости. Я принесу воды.

Фео только дернулся, чтобы удержать её, чтобы она осталась с ним, но, опомнившись, сполз на стул. Митчитрия скрылась за дверью.

— Я только хотел сказать, что она любит меня. Не накручивай.

Фео опустил голову.

— Простите меня, господин. Я не достоин вашей милости и времени, которое вы на меня потратили. Кто я рядом с вами…

— Брось лебезить. Будем с тобой на ты. Я Ратибор, а ты, стало быть, Фео. Так вот, Фео, чувства тебе не запрещаю, но любовью своей не докучай ни Митчитрии, ни мне. Живи, как жил. Заходи в гости иногда, мы всем рады, кто нас не чурается. Сам понимаешь, столица…

Вдруг кто-то постучал. Ратибор вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Странное чувство заставило Фео прильнуть к замочной скважине. Он не разглядел посетителей за широкой спиной Ратибора, но внутри похолодело, когда они представились. Магикорцы из Цитадели. Значит, пришли за ним.

— Ученик пропустил занятия. Слышали, пришёл сюда, — подтвердилась догадка Фео.

Ратибор кивнул.

— Проходить не будем. Если в доме, пусть выйдет к нам.

Несколько секунд царила тишина. Ратибор уже сделал шаг в сторону Фео, как вдруг уже другой голос произнёс:

— Вы по жене теперь знать. Вам бы не общаться с такими, как Феонгост.

Ратибор резко развернулся. Фео же сжал кулаки и затаил дыхание. Недоброе предчувствие терзало его, но отойти от двери он не мог.

— С какими «такими»? Он назвался сыном Гиддеона.

Стыд вновь окатил Фео. Он ожидал, что Ратибор ответит на колкость в отношении себя, а тот вступился за малознакомого юнца, влюбленного в его жену. Не измерить широту души и благородство этого человека, а мелочные магикорцы его принизили. И самого Фео… Он не понимал, почему. Его происхождению завидовали. Сын Гиддеона как-никак, пусть и незаконнорожденный. Ратибор всё верно сказал.

— Гиддеон его просто подобрал. Мальчишка-то безродный.

Фео отвернулся от двери и сел на прогретый солнцем дощатый пол. Разум поглотила пустота. Кругом всё оставалось по-прежнему: и божественная обитель, и прекрасная Митчитрия рядом. Должно быть, она видела, как Фео подсматривает и подслушивает, но ему было всё равно. Он даже не заметил, как она вернулась, и ещё несколько минут назад не поверил бы, что она может быть ему безразлична. Всё сущее, весь привычный мир стал прахом и сгинул во тьму.

— Вам бы повежливее о Гиддеоне. Он выше вас. Во всём.

Последняя фраза Ратибора эхом отозвалась в сознании Фео, но он не разгадал её смысла. Его уже называли безродным мальчишки, но он не обижался на это, как на «поломойку» и «кухарку». Просто завистники, что с них взять. Мало у кого отцы могли по знатности соперничать с Гиддеоном, вот и прицепились, что сын у него незаконнорожденный. Так он раньше думал…

— Фео! Фео!

Митчитрия звала его, положив руки ему на плечи. Он же едва нашел в себе силы посмотреть на неё. Глаза её странно блестели.

— Мы с Ратибором отвезём тебя домой! Тебе не нужно идти с магикорцами!

Глава 3. Осколки Прошлого (часть 2)

Всё последующие события того дня и многих следующих для Фео смазались. Его отругали в академии, но он не помнил, кто и как, только, что грозились доложить его отцу. Доложили ли в итоге, не знал. Фео не волновало больше ничего. Даже образ прекрасной Митчитрии больше не занимал его голову, возвращаясь только во снах, когда мучительная боль отступала. Фео полюбил ночи, а днём всё делал механически. Оценки ухудшились. Пока сверстники уже готовились применить первые заклинания, Фео пытался сосредоточить пустой взгляд на книге, но не мог разобрать и понять формулы. Преподаватели бранили его, но он был равнодушен к их гневу.

С отцом Фео старался не пересекаться. Работы у члена Верховного Совета много и дома тот бывал редко. Если же бывал, то Фео или выходил на улицу, или запирался в своей комнате, притворяясь, что спит. Отец стоял под дверью, но никогда не входил и ни о чём не спрашивал. Только когда тень Гиддеона не просматривалась в дверную щель, Фео засыпал. Как он желал порой, чтобы отец пришел к нему и сказал, что всё это ложь. Что Гиддеон — могучий магикорец, милосердный и справедливый — его настоящий отец. Они даже внешне похожи, многие это подмечали.

С того рокового для, будто назло, Фео стали чаще обзывать безродным, вдобавок насмехаясь над его чувствами к замужней женщине. Поначалу он считал, что Ратибор постарался, и вновь его возненавидел, но ненадолго. Однажды ночью, когда измученный воспалённый разум уже угасал, в памяти ожила последняя услышанная от Ратибора фраза: «Вам бы повежливее о Гиддеоне. Он выше вас. Во всём». «Нет, это не Ратибор», — подумал Фео, проваливаясь в темноту. Злоба его обратилась на магикорцев. Он едва удерживался от того, чтобы причислить к ним отца. «Он не такой, как они. Он добрее, милосерднее. Он никогда бы не причинил боль другому», — повторял Фео, как молитву, и тем себя успокаивал. Шли дни, и всё чаще в голове мелькала иная мысль. «Причинил бы, — говорил некто из глубин сознания. — Он лгал тебе. Послушай, что говорят о нём и поймешь, что он худший человек на свете. Тебе такой отец не нужен!»

Фео подчинился внутреннему голосу и стал ловить любое слово, сказанное о Гиддеоне. Червивым клубком свивались в юной душе слухи, пересуды и домыслы. Фео чувствовал себя больным, но продолжал собирать гадость. Хотел думать, что сам отказался от пропащего человека. Гиддеон заметил эти перемены, но говорить было уже поздно, Фео речь отца воспринимал как белый шум. «Пусть я безродный, а ты — ходящий по головам», — таковой стала новая молитва.

Фео хотел бежать из дома далеко за пределы Каталиса, но так и не собрался. Вместо этого он решил показать отцу и всем магикорцам, как он их презирает, и не явился на итоговую аттестацию.

Это был самый грандиозный скандал, который только знали стены Цитадели. Разбираться созвали Верховный Совет в полном составе, а виновника доставили в сопровождении стражи прямо из дома. В главной аудитории, предназначенной для торжественных выступлений, Фео предстал перед почётными магикорцами. Он — в старой ученической рясе, члены Совета же сидели в дорогих лазурных мантиях. Старики ворчали и качали головами, пока преподаватели песочили нерадивого ученика. Гиддеон, сидевший по правую руку от магистра, не порицал и не вступался. Фео тоже никак не оправдывался, стойко сносил все упрёки, хотя внутри закипала злоба. И вот магикорцы обратились лично к его отцу:

— Гиддеон, как бы ни было велико твоё мастерство, Феонгост его не унаследовал. Известно, почему.

Гиддеон молчал. Он будто вообще не слушал. Фео же сжал кулаки, которые под широкими и длинными рукавами рясы не видны. Он бы сказал, что думал об этих злобных лицемерах, но присутствие отца мешало. Ему одному Фео не хотел показывать свою слабость. Достаточно того, что и так во всём хуже.

— Верно, Гиддеон, — произнёс один из членов Верховного Совета, старый сморчок Теврон. — Мы принимали всё, что ты делаешь, как должное, из уважения к тебе. Даже позволили твоему, так сказать, сыну занять престижное место ученика. Сам знаешь, как много желающих, и как сложно им пробиться.