Стив Кокейн - Странники и Островитяне
— Работа учителя определенно вознаградила меня, — ответил учитель. — Но временами я бы хотел побольше узнать об окружающей действительности, о том таинственном месте, которое люди упрямо называют реальным миром. Признаюсь, в этом я вам завидую. Иногда мне кажется, что все, что я изведал в своей жизни, словно прошло через вторые руки, прежде чем попасть ко мне.
— Но именно так я и жил — испытывал вещи после первых рук, — возразил волшебник. — Я даже изобрел машину в помощь себе. Уверен, я, должно быть, уже рассказывал вам о своих экспериментах с Машиной Эмпатии.
— Конечно-конечно, — торопливо прервал его новый приятель, стремясь помешать очередному повторению этой истории. — Еще по кружке?
— С удовольствием.
Рыжик вернулся домой
Знакомый вид деревни открылся перед Рыжиком Брауном, когда он добрался до вершины холма и преодолел последнюю, самую утомительную милю своего путешествия. Дойдя до реки, которую не раз переходил вброд, он аккуратно перешел ее по пяти камням, заметив, что третий и четвертый немного сместились с того времени, как он в последний раз, скользя, пробирался по ним. Напротив «Большой Медведицы» Рыжик, как обычно, срезал путь через лужайку и оказался на боковой дорожке прямо перед горбатым мостом.
А потом, перейдя мост, юноша увидел, что на краю дороги перед его домом стоит черная повозка. С растущим мрачным предчувствием он заметил, что шторы гостиной задернуты. С бьющимся сердцем подошел Рыжик к входной двери.
— Откуда ты взялся, Майкл?! Прими мои соболезнования. — Из дома вышла бабуля Хопкинс, сжимая в отчаянии скрюченные руки. — Никто не знал, где ты. Нам пришлось самим все устроить. Наверное, ты хочешь пойти к ней?
Внутри все казалось маленьким и съежившимся. Рыжик впервые заметил, какие низкие здесь потолки, какие тесные комнатки, какая узкая лестница. А когда он нерешительно толкнул дверь в комнату матери, лежащая на кровати фигура тоже казалась маленькой и сморщенной. Он оцепенело смотрел на тело матери, не понимая, что должен чувствовать. Легкое прикосновение к локтю прервало его мысли. Вздрогнув, он повернулся и увидел двоих высоких мужчин, одетых в черное, которые топтались на лестничной клетке. Он не узнал их сразу.
Должно быть, на лице Рыжика отразился страх.
— Простите, сэр. Мы не хотели вас напугать. Теперь ее можно забрать?
Позже Рыжик долго сидел на узкой кровати в своей старой комнате. Похоже, ею уже давно не пользовались, и все его детские вещи лежали на своих местах. Несколько схем, которые он начертил когда-то, были по-прежнему прикреплены к стенам. Коробка с красками небрежно лежала на комоде, словно ее отодвинули в сторону минуту назад. Он взял ее в руки, повертел и, безучастно глядя на нее, начал вспоминать вечера, которые проводил за столом в гостиной, рисуя схемы. Он все сидел и сидел, когда из далеких уголков прошлого появлялись все новые воспоминания. Воздушный змей… кегли… пугало…
А под маленьким столом, на своем старом месте, стояла корзинка Малыша, с полинявшим обрывком коврика внутри. Рыжик посмотрел на этот коврик, почувствовал его запах и наконец отдался своему горю.
Человеку нужно иметь увлечение
Приятной особенностью работы Леонардо в «Большой Медведице» было большое количество свободного времени в перерывах между сменами. Если бы у него было хобби, то сейчас наступило самое подходящее время, чтобы заняться им. Как только Леонардо пришла в голову эта мысль, он начал придумывать себе увлечение. Сеновал, на котором он спал, был широким, просторным, хорошо освещенным, только из конюшни доносился присущий ей резкий запах. Это было идеальное место, в котором, скажем, мало-помалу получилось бы построить что-нибудь большое и сложное. На самом деле Леонардо уже начал сооружать кое-что из того, что он намеревался сделать в течение многих лет, но никогда не мог найти времени. Конечно, теперь у него не было оригинальных схем, и поэтому не оставалось ничего другого, как вызвать их из памяти, но он был уверен, что может воспроизвести в точности все, что так долго хранил в своей голове.
Но, во-первых, Леонардо не знал, где можно достать необходимые материалы. Он применил всю свою смекалку и вскоре обнаружил, что водосточные желоба, корзины для мусора и свалки являются необыкновенными источниками ресурсов. Он построил каркас своей конструкции из подпорок для оград и длинных обломков различных деревяшек, а корпус соорудил из обрезков рифленого железа и листов асбеста. Ему сгодилось все: сломанные часы и ржавые велосипеды, брошенные сельскохозяйственные машины, изношенные кожаные пояса и шнурки стали механическими узлами, а остатки старых телескопов и очков превратились в бесценные источники линз. В темных уголках шкафов в кладовой таверны таились бесчисленные загадочные бутылки и банки, в которых хранились все необходимые вещества, что бы заряжать батареи, смазывать движущиеся части и снабжать топливом мотор. А изредка, если ему было нужно что-то особенное, он отправлялся в город на повозке носильщика. Городок был небольшим, а сбережения с зарплаты скудными. Но поразительно, сколько всего можно достать у некоторых предприимчивых торговцев в закоулках! Это стало настоящим увлечением Леонардо.
Конечно, время от времени волшебник напоминал себе, что его идеи могут напугать ограниченных жителей этого захолустья, поэтому большинство идей он держал при себе. Хотя иногда, особенно после выпивки, волшебник не мог удержаться и осторожно намекал кое на что своему товарищу.
— Множественная Эмпатия? — однажды задумчиво произнес учитель. — Сдается мне, что тому, кто ею управляет, необходимо обладать довольно необычными умственными способностями, чтобы самому не поддаться ей. Не будет ли это… чем-то вроде попытки быть всеми в мире, да еще одновременно? — Он задумчиво пыхнул трубкой.
— Более или менее это так, — согласился волшебник. На мгновение учителя скрыло облако дыма. — Да, я много думал в последнее время о том типе разума, который потребовался бы для этого. Трудность заключается в том, чтобы согласовать разные точки зрения. Там было бы столько… столько противоречий, несоответствий, столкновений перспектив. Для одного только этого потребовался бы разум, обладающий уникальной гибкостью. А сам маг должен был бы еще обладать способностью… видеть картинку целиком, если вы понимаете, о чем я. — Он широко развел руками, сбив пару пустых кружек. — И в то же время — воспринимать все это совершенно объективно. — Леонардо замолчал, чтобы набрать воздуху. — В руках неподготовленного человека это изобретение могло бы нанести огромный вред. Чудовищный. Окружающим, да и самому магу, если подумать.
