Алексей Гравицкий - Калинов мост
Глава МЧС вздрогнул. На президента посмотрел так, словно все понял, но при этом даже догадываться боялся.
— Что вы намерены делать, господин президент.
— Бомбить твою аномалию, Юра, — запросто отозвался тот.
— Она не моя. А бомбить ее ошибка. Вы же понимаете…
— Я понимаю, — отозвался глава государства. — Понимаю сейчас только одно и очень четко. Если мост не разбомбим мы, то сюда полезут американцы и европейцы. Мост им, конечно, не нужен, это предлог. Но они придут сюда с оружием и железобетонным прикрытием, типа за мировую общественность и ее безопасность борются. А если они сюда придут, то бомбежка моста покажется детской шалостью.
Президент хлопнул кулаком по открытой ладони. Щелкнуло, словно дрессировщик хлыстом на цирковой арене.
— Иди, — распорядился он. — К обеду в радиусе трех километров от моста не должно быть ни единой живой души.
— А если бомбежка ничего не даст? — спросил глава МЧС.
— Она не может ничего не дать. По определению. Если она не изменит ситуацию с аномалией, то она даст возможность послать на хрен ЕС и Штаты. Всегда можно сказать, что мы вводили войска и бомбили и без их участия. И это не дало результатов. И пусть потом придумают новую причину, чтоб сюда влезть.
Толпу подвинули довольно просто. В отличие от Сергея Виталиевича, генерал ни с кем не церемонился. Просто сделал пару звонков, выдал пару приказов и через полчаса по перекрытым трассе, шоссе и куску Садового Кольца прошла бронетанковая колонна.
БТРы и танки создавали более эффектное оцепление, чем ОМОН. Там, где технике не хватало убедительности, дежурил спецназ. А это тоже не ОМОНовские мальчики. Сергей Витальевич, понимая, что от него ничего больше не зависит, съездил домой. Побрился, помылся, поздоровался с женой. Переоделся. Съел что-то впопыхах.
Тянуло лечь. Последний раз спал больше суток назад и то час на сидушке в машине. А нормально не спал и вовсе черт его знает сколько. Ложиться не стал, отключился прямо за кухонным столом, привалившись к стене. Сколько проспал не заметил. Разбудил звонок в дверь. Сергей Витальевич подскочил, нервно огляделся, пытаясь сообразить что произошло. Когда пришло какое-то понимание, поплелся открывать дверь. Звонил вернувшийся водитель, и полковник попрощавшись с недовольной женой помчался обратно.
За то время, что его не было, ситуация изменилась кардинально. Оцепление стояло плотным настолько, что мышь не смогла бы проскочить. Причем выставлено оно было километрах в трех от моста. Стена бронетехники. Вооруженный до зубов спецназ.
Толпа больше не напирала. Держалась на почтительном расстоянии. Зато народ нашел себе новую забаву. Здоровая группа из собравшихся скандировала что-то невнятное, потрясала самодельными транспарантами. Кустарно сделанные из дощечек и картонок плакатики пестрели корявыми, намалеванными маркерами лозунгами:
«Что скрывают власти?»
«Где же гласность? Дайте ясность!»
«Правительство! Мы за вас голосовали, а вы нас обманули!»
«Народ хочет знать!»
Дальше читать Сергей Витальевич не стал. И без того все ясно. От толпы, требующей хлеба и зрелищ, спрятали зрелище. Толпа обиделась. В самом деле, какого рожна, ведь непонятно же. Объясните. Не можете объяснить, тогда какие вы к дьяволу власти?
Вокруг толпы вертелись журналюги с камерами, микрофонами, фотоаппаратами. Куда ж без этих. Самые отчаянные даже рисковали приближаться к оцеплению.
— Куда генерал смотрит? — возмутился полковник. — Будь моя воля эти скоты уже бы без камер остались.
— Это точно, — кивнул водитель. — Вчера это все поняли. Будь ваша воля и власть…
— А будь моя власть, — Сергей Витальевич припомнил вчерашнюю газету и скрежетнул зубами. — Я б им их аппаратуру в жопу затолкал бы. Нехай снимают дебри человеческого нутра через заднепроходное отверстие.
Машина остановилась. Полковник вышел, подошел ближе, светанул корочкой. Пока спецназовец изучал удостоверение кивнул в сторону моста.
— Генерал там?
— Так точно, — отозвался старлей, что проверял документы.
— Тогда пропускай. Мне можно, у меня разрешение от министра чрезвычайных ситуаций.
Старлей посмотрел, вернул документы. Махнул рукой. БТР заурчал двигателем, отполз в сторону, давая возможность проехать полковничьей машине. Водитель сориентировался быстро, дожидаться не стал. Проехал в закрытую зону сам, там притормозил дожидаясь Сергея Витальевича.
Полковник сел вперед.
— Давай, дуй к мосту.
На мосту творилось странное. Старуха не следила за макетом, потому, когда вошла и увидала, что на нем пусто, чуть не запаниковала. Толпящегося народа не стало, оцепление исчезло. Вообще на той территории, что охватывал макет, не было сейчас никого. Только несколько человек, словно по недоразумению торчало у моста. Потом со стороны садового вынырнула знакомая уже черная машина с мигалкой, пронеслась к мосту, остановилась. Из салона вышел человек, направился к тем, что стояли у въезда на мост.
Странно. Яга велела себе поуспокоиться. Перевела взгляд на облако. То набухло и распирало внутренний барьер, норовя разорвать, расколоть и вырваться. Что ж творите, люди, пронеслось в голове. Сами же себя гробите. Вокруг этого моста суету развели, грязь, непотребства. Погубите и себя, и мир. А мир он не только из таких, как вы, состоит.
Погоди, оборвала себя, пытаясь понять где свои мысли, а где чужие бредни. Именно, что мир не из таких только. Есть и другие, случаются. Потому и барьер до сих пор стоит. И держится. А если вдруг и рухнет, так второй есть. Внешний. Он удержит. Вот если тот не выдержит, тогда кранты.
Интересно, что там происходит? Яга отошла от макета и пошла в комнату. Диван занял Бычич. Развалился, закинув ноги на поручень не снимая сапог и громко храпел. На включившийся, забубнивший телевизор не только не проснулся, даже храпеть не перестал.
Устал богатырь. Не сейчас конечно, раньше. Шутка ли сотни лет на заставе без отдыха. Это сейчас народ обленился. На работу, как на каторгу идут. Ни радости, ни удовлетворения. Лишь бы выгадать себе побольше, да зад пристроить помягче. Час лишний поработал, вони развел, будто его без сна и отдыха неделю пахать заставили. Лишний раз вышел, лишний день к отпуску. На пятнадцать минут задержался, будьте любезны компенсируйте. Как выторговывают. А радости от труда нет. Вот что самое паршивое. Радость у людей от денег, не от результата работы, не от процесса, а от бумажек, которые за это выплачивают. Да и то сплошное недовольство. То недодали, то в долларовом эквиваленте посчитали, а он не стабилен, вверх вниз сигает. И зарплата вместе с ним.
